Дмитрий Гусаров - Гусаров Д. Я. Избранные сочинения. (Цена человеку. Вызов. Вся полнота ответственности)

— Чужому? — переспросил Гурышев. — Но ведь Кочетыгов был твоим другом.

— Зачем же нужен был тот обман со спичками?

— Но ведь была еще и Оля, которую он любил.

— Оля?! — Виктор смутился, примолк. — Да, конечно… А вы знаете, может, из–за этой самой спички у нас с ней ничего и не получилось. Я искал ее, писал, куда только мог, а сам в душе боялся той минуты, когда мы встретимся и мне придется рассказать все.

— Ты что, и до сих пор не знаешь, где она?

— Она живет в Войттозере… Оля Рантуева, мастер на лесопункте.

— Как, эта самая Оля и есть? — удивился Гурышев. — У нее, кажется, растет мальчик?..

— Да, она была замужем…

— Эх вы, — огорченно махнул рукой Гурышев. — Она замужем, ты женат. Такого чувства сберечь не могли… Ты–то ведь любил ее?

— Любил.

Несколько раз звонил телефон. Гурышев брал трубку, успокаивал: «Сейчас, сейчас, еще несколько минут!» — и поспешно бросал ее на рычаг.

— Вот за это я бы вас с удовольствием высек. И тебя и ее. Такого чувства сберечь не могли! — повторил он. — Запутался ты, парень! Нет, не в жизни запутался, а в самом себе. В жизни у тебя все правильно, как надо! Завод, академия, лесопункт — все хорошо и правильно. На лесопункте, говорят, смело и энергично ведешь себя. А в себе самом запутался, вроде и сам не знаешь, чего тебе хочется. Правильно я говорю?..

— Правильно… Только я знаю, чего я хочу...

— А ну–ка поделись со мной?

— Работать хочу… По–настоящему. Вот вы опять не поверите, думаете, я — для красного словца… А я по–настоящему хочу. Работать и жить! Знаете, хочется сделать что–то большое и нужное людям!

Гурышев так пристально посмотрел на него, что Виктор покраснел и замолчал.

— Затянулся наш разговор, а мне уходить надо, — помолчав, поднялся Гурышев. — Даже вот по этому письму нам поговорить не пришлось. — Он потряс листком, исписанным фиолетовыми чернилами. — Тут письмо на тебя. Жалоба целая в связи с твоим назначением…

— Жалоба? От кого же? — пересохшим ртом спросил Виктор.

— Ладно, это все ерунда. Теперь вижу, что и яйца выеденного не стоит. А что касается нашего разговора, то скажу не как секретарь райкома, а по–дружески. Хороший, видать, ты парень. Но на все смотришь как–то через себя, через свою душу, что ли… А душа у тебя неспокойная, потревоженная… Неужели ты и работать собираешься только лишь за тем, чтоб себя реабилитировать, совесть свою успокаивать? Так ведь можно, знаешь, до чего дойти? Знаешь, в чем твоя ошибка? Ты ищешь цель жизни в самом себе, а надо видеть ее вне себя… Может, и не понятно я говорю, но честное слово, я как–то почувствовал это.

— Нет, понятно… Но неужели уж я такой? — тихо спросил Виктор.

— Да нет, — досадливо махнул рукой Гурышев, — я не говорю, что ты такой. Я хочу только, чтоб ты не стал таким. Ты когда домой едешь?

— Если успею — сегодня вечером… Надо еще в леспромхозе побывать, в мастерские заглянуть, запчасти оформить.

— Ну, вот что!.. Если не уедешь сегодня — приходи вечером ко мне. Домой. Там посидим, потолкуем… Договорились? Часам к десяти я буду дома обязательно…

Директора леспромхоза Потапова на месте не было. В конторе его ждали несколько человек. Все они хорошо знали друг друга, и в приемной держался веселый разговор. Секретарша — молоденькая девушка, почти подросток — тоже принимала в нем участие, а на вопрос Виктора пожала плечами.

— Вчера из отпуска вышел, с ночи куда–то уехал, а куда — не знаю.

Подождав несколько минут, Курганов уже собирался уйти, чтобы заглянуть попозже, когда дверь широко распахнулась и в кабинет, ни с кем не поздоровавшись, торопливо прошагал низенький, хмурый мужчина в брезентовом плаще и замызганных сапогах. По тому, как дружно поднялись со своих мест ожидающие и все разом, доставая из сумок бумаги, потянулись к кабинету, Виктор понял, что пришел Потапов.

Секретарша поспешно поставила на стол машинку и начала двумя пальчиками что–то выстукивать, настороженно поглядывая на незнакомого молодого человека, который неизвестно чего ожидает здесь, когда директор у себя в кабинете.

— Директор пришел… — робко напомнила она, встретившись с Виктором глазами.

— Ничего, я подожду…

Ждать пришлось недолго. Из кабинета один за другим выходили люди, прятали в сумки подписанные требования, весело прощались с секретаршей и убегали на склад или в мастерские. Не прошло и пяти минут, как секретарша сказала:

— Там больше никого нет.

Потапов сидел за столом, даже не сняв плаща. В руке он держал остро отточенный с обоих концов красно–синий карандаш. На его худом, землистого цвета лице ничего нельзя было прочесть, кроме безмерной усталости и недовольства. «Вот я старый и больной, — как бы говорило оно, — день и ночь мотаюсь по лесопунктам, а вы, молодые и здоровые, надоедаете мне бумажками…»

Сверкнув на Курганова желтоватыми белками, Потапов сделал в его сторону едва заметное движение, как бы протягивая руку за бумагой, на которой ему предстояло поставить свою резолюцию. Однако увидев, что Курганов пришел не за этим, он раздраженно ерзнул и отложил карандаш.

Виктор представился, пожал директору горячую мягкую руку и, не дождавшись приглашения, сел на стул у стены. Ни интереса, ни даже вежливой улыбки не заметил на лице директора. Как будто новые техноруки приезжают к нему ежедневно, и все они изрядно ему надоели…

— Думают ли в Войттозере план выполнять? — не глядя на Виктора, хмуро спросил Потапов.

Виктор не знал, что директор предпочитает разговаривать в третьем лице, и, не поняв, что этот вопрос обращен прямо к нему, ответил:

— Думают…

— Что они думают — неизвестно? Второй квартал завалили, июль завалили, август заваливают. Дядя за них работать должен.

Потапов явно избегал смотреть на собеседника и даже сидел, чуть отвернувшись в сторону. А поскольку каждое слово он сопровождал короткими нервными жестами и покачиваниями головы, то выглядело это смешно: как будто он разговаривал с кем–то третьим, невидимо сидевшим прямо перед ним.

— Сколько там дают за день? Двести сорок кубов вчера, двести тридцать позавчера. А надо сколько? Четыреста надо по плану. А задолженность дядя за них перекрывать будет? Они, видите ли, думают…

Выждав момент, Курганов подробно изложил свои предложения по улучшению работы лесопункта. Потапов, слушая его, по–прежнему смотрел куда угодно, но только не на собеседника. Виктор как–то очень быстро привык к этой манере директора. И даже оценил ее достоинства: с Потаповым можно было разговаривать, не сковывая себя требованиями вежливости.

— Тихон Захарович в курсе? — спросил Потапов.

— В курсе.

— Чего же в Войттозере от меня хотят?