Уильям Николсон - Родной берег

Она сложила письмо и убрала в чемодан, чтобы отослать по возвращении домой. Выпрямившись, Китти вдруг почувствовала, как сдавило легкие и налилась грудь. Тут же все стало понятно.

«Я беременна».

Этот простой и грандиозный факт вошел в сознание, как ключ в замок. И все объяснил. Постоянную усталость, легкую тошноту, металлический привкус.

«У меня будет еще один ребенок».

Конечно, нужно еще сходить к врачам, сдать анализы, но она знает, что не ошибается. Собственное тело не обманет. А вопросы о будущем, что ж, они решились сами собой. Никакого будущего нет. У нее родится второй ребенок. А с ребенком есть только сейчас, сейчас и сейчас.

Обоз, как выражался Мопс Исмей, прибыл на самолетах наместника в начале мая, когда жара в Дели стала невыносимой. По трапу, спотыкаясь, брела вереница измученных детей: три дочки Брокмана, мальчик Николсов, двое детей Кемпбелл-Джонсона под присмотром Фэй, жены Алана. За ними – взрослые дочери Исмея, Сьюзен и Сара, в компании Джеральдины Бланделл.

Тем же вечером Ларри получил приглашение от Кемпбелл-Джонсонов и Руперта с сестрой отметить это событие в отеле «Империал».

В саду, освещенном мягким светом ламп, было уже прохладно. Снаружи доносилось позвякивание бубенчиков – это проезжали двуколки-тонга. Гости, усевшись в плетеные кресла, потягивали джин или лимонад. У дверей застыли в ожидании слуги в тюрбанах.

– Руперт, да здесь божественно! – воскликнула Джеральдина. – А ты меня пугал!

– Я боялся ее приезда, – объяснил Руперт.

– Увы, это не настоящая Индия, – заметил Алан.

– Вы, наверное, хотели сказать, что это не бедная Индия, – возразила Джеральдина, – но ведь и я живу не в Англии для бедных. Видимо, я и сама ненастоящая.

Она говорила небрежно, с улыбкой в голосе, и собравшиеся смеялись в ответ, однако Ларри отметил, что она, как и Руперт, себе на уме. Фигура хрупкая, изящная, великолепная белая кожа. Движения головы и маленьких рук экономны и точны. Девушка словно не сознавала своей красоты и даже не пыталась кокетничать. Значит, скромная и при этом гордая.

Мужчины закурили. Джеральдина едва притронулась к бокалу. Заметив Колина Рейда из лондонской «Дейли телеграф», Алан представил его своей компании.

– Колин настоящий эксперт, – сказал он, – изучал мусульманскую культуру на Среднем Востоке. Даже Коран на арабском читал. Правильно говорю, Колин?

Тот усмехнулся:

– И не один раз. Никому не говорите, но Коран я знаю лучше, чем Мухаммед Али Джинна.

– Что за Джинна? – удивилась Джеральдина.

– Лидер мусульманского движения, – объяснил Ларри.

– Расскажите-ка нам, – Алан вновь обратился к репортеру, – вражда между мусульманами и индусами только из-за религии или есть что-то еще?

– Вопрос непростой, – развел руками Колин Рейд.

– Разумеется, в религии всегда есть что-то еще, – заметил Руперт. – Религия не сводится к праздникам и ритуалам. Это наш взгляд на жизнь.

– Вот, например, – азартно подхватил Алан, – среди нас есть верующие люди. Руперт и Ларри вместе учились в католической школе. Полагаю, к вашей компании можно отнести и Джеральдину.

– Естественно, – улыбнулась та. – Как и всех лучших людей.

– Но Руперт абсолютно прав, – продолжал Колин Рейд. – Религия в большей степени определяется самосознанием и традициями, чем догматами. И боюсь, что в этой стране люди разной традиции с каждым днем все больше отдаляются друг от друга.

И они с Аланом и Рупертом принялись обсуждать лидеров националистов и их возможные точки соприкосновения. Джеральдина, сидевшая рядом с Ларри, повернулась к нему и тихонько спросила:

– Руперт и в школе был всезнайкой?

– Наверняка, – усмехнулся Ларри, – но я не слишком хорошо его знал. Вообще-то он не особенно любил рассказывать о себе. Мы учились вместе, но он был на класс старше.

– Полагаю, вы тоже уже не верите в Бога?

– Пока еще верю. А что, уже не следует?

– У меня сложилось впечатление, что из Даунсайда выходят либо монахами, либо атеистами.

– Нет, я по-прежнему верую, хоть и запутался.

– Я тоже, – кивнула Джеральдина. – Считайте меня занудой, но мне нравится, когда есть правила. Рыба по пятницам. Воскресная месса. Молитвы на ночь.

– Просто мы к этому привыкли, – сказал Ларри.

– Нет. Руперт прав. Суть в том, как ты смотришь на жизнь. Стоит понять, что для тебя в ней правильно, и ты начинаешь к этому стремиться. – Она прикрыла рот ладонью, будто спохватившись, что сболтнула лишнее. – Простите. Я слишком серьезна. Как это неприлично! – Но глаза у нее смеялись.

– Это я вас спровоцировал. Мы оба виноваты.

– А все оттого, что эти невежи завели разговор об индийской политике. Фэй, – обратилась она к жене Алана Кемпбелл-Джонсона. – Куда ты спрятала детей?

– Детей? – Фэй сонно заморгала. – Собираюсь увезти их в Шимлу, подальше от жары.

– Они такие лапочки! В самолете был сущий ад, но они себя прекрасно вели. Фэй, тебе пора спать. Как и мне, сказать по правде.

Ларри был очарован тем, как элегантно держалась Джеральдина. Как ему, оказывается, не хватало женского общества. И в особенности легких разговоров о серьезных проблемах. К тому же он, похоже, нравился Джеральдине.

Когда все уже разошлись, она сказала Ларри: «Я так рада, что вы здесь. Руперт больше не желает посещать мессу. Называет себя философом, но, насколько я понимаю, он вообще ни во что не верит».

В следующее воскресенье Ларри сопровождал Джеральдину в собор Святейшего Сердца Иисуса на Коннот-Плейс – своеобразное здание в итальянском стиле, построенное всего за пару лет до войны. Внутри – скругленные арочные своды, длинный неф, запах горящих свечей и полированного дерева, как в любой католической церкви на земле. Джеральдина преклонила колени рядом с Ларри, ее лицо наполовину скрывала черная кружевная накидка. Молитвы она шептала, как все католики, – привычно и отрешенно. В конце концов вызубренные слова на латыни превращаются в непонятные заклинания. Но и это Ларри нравилось. Месса в Дели ничем не отличалась от мессы дома. Воздетые к небу руки священника, его облачение, острый запах ладана, звон колокольчика – с тем же успехом все это могло быть и в Кармелитской церкви в Кенсингтоне, и в аббатстве Даунсайд, и в церкви Святого Мартина в Бельнкомбре.

После мессы шофер, дожидавшийся на солнцепеке, повез их назад по новым широким улицам столицы. Казалось, что Нью-Дели выстроен для великанов, просто они еще не приехали.

– Или, – продолжил Ларри, – они сами построили город. А потом бросили. Как Фатехпур-Сикри.

О Фатехпур-Сикри Джеральдина ничего не знала.

– Первая столица Великих Моголов. Город строили при Акбаре Великом, почти пятнадцать лет. А потом, спустя еще десять лет, оказалось, что воды в той местности на всех не хватает, и город пришлось бросить. Почти четыре века им владели лишь солнце и ветер.