Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга вторая.

— Что ж, она очень красива, эта Млау? — усмехнулся Микал, заметив замешательство обеих женщин.

Но хуторская колдунья уже пришла в себя после совершенного промаха.

— Ничего особенного, так себе девчонка... Нос — луковицей, а глаза — как печные заслонки.

— Лупастые? — спросил Микал.

— Да нет...черные: сажа да и только. К тому же у нее жених есть.

— Наш, хуторской? — продолжал допытываться Микал от нечего делать.

— Нет, чужак. У них же и живет, как тот сапожник. Совсем стыд потеряли... Говорят, родственник. Знаем мы этих родственников. Я ему сегодня рану смазываю гусиным жиром, а он...

— Какую рану?

— На ноге. Насквозь дырка. Даки говорит, на вилы напоролся.

— На вилы? — Микал схватил лежащую на нарах черкеску, рывком натянул на себя, опоясался наборным ремнем с шашкой с одной стороны и маузером — с другой. — А мы сейчас проверим. Эй, Ефим! — крикнул он на ходу своему ординарцу, сидящему на бричке возле хадзара и о чем–то разговаривающему с ногайцем Гозымом.

— Запрягать, что ли? — обрадовался Недомерок, думая, что отдельский секретарь решил возвращаться в Моздок: ему уже порядком осточертело торчать на осетинском хуторе.

— Нет, пойдем невесту сватать, — усмехнулся Микал и быстрым шагом направился мимо хуторского колодца к покосившейся от старости сакле своего кровного врага Данела. Старая Срафин бросилась было за ним следом, моля вернуться в дом, но он мягко и вместе с тем решительно снял с плеча ее руку.

Данел был дома. Увидев в окно приближающегося к воротам кровника, он сдернул со стены кремневое ружье и, держа его наизготовку, стал на пороге своего жилища.

— Сын собаки, не оскверняй своим гнусным видом моей сакли. Клянусь небом, если ты осмелишься войти ко мне, я прострелю твою змеиную голову, — клацнул тяжелым курком хозяин сакли.

— Э... — презрительно перекосил брови полный георгиевский кавалер, — отдай эту штуковину своим женщинам толочь в ступе просо. Я пришел к тебе, Данел, не как твой кровник, а как представитель власти.. Мы наши долги еще посчитаем — будет время, а сейчас веди меня к своему родственнику.

Данел опустил ружье. Решительный и безбоязненный вид Микала обескуражил его, да и наставленная на него винтовка Микалова ординарца не воодушевляла на геройские подвиги.

— Сын брата моего живет у меня, — пробурчал он, в один миг забыв о кровной мести и сосредоточив усилия своего ума на решении более важного вопроса: как выкрутиться из создавшегося положения? И откуда стало известно этому бичераховцу про его раненого постояльца?

— А ну, покажи мне своего племянника, — ухмыльнулся Микал, оттирая хозяина в сторону и проходя в хадзар.

— Ох-хай! Горе моей, седой голове, — повернулась к нему от печи Даки, — Это тебя так научила твоя мать — заходить в гости без приглашения?

— Помолчи, женщина, — отвел Микал глаза от гневных глаз хозяйки дома. — Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей.

С этими словами он прошел в кунацкую комнату. В ней на нарах укрытый рядном лежал юноша.

— Ты кто? — нагнулся к бледному лицу больного Микал.

Больной продолжал молчать.

— Может быть, ему отжевала язык корова? — обернулся Микал к Данелу.

— Он... — замялся Данел и вдруг выпалил с видимым облегчением: — Он немой. С самого рождения... Немой и глухой, как чинаровый чурбан, на котором я сижу на своем дворе и курю трубку.

— Немой? — прищурился Микал. — А может быть, он просто не умеет говорить по-осетински? А ну отвечай, кто ты такой? — обратился он к больному по-русски.

— Ма... ба... ва... — промычал в ответ «немой».

— А... значит, Мабава? — усмехнулся Микал. — А скажи–ка, Мабава, где это ты напоролся на вилы? Случайно не возле красногвардейской казармы? Похоже, я видел тебя в Моздоке.

— Ва... ма... ба...

— Ага, теперь уж Вамаба. Ефим, разбинтуй ему ногу.

— Бог тебя накажет, Микал, за такое бессердечие, — вступилась за больного Даки, но Микал оставил ее замечание без ответа. Ефим сдернул с лежащего рядно, размотал на его опухшей ноге повязку.

— Пуля, ваше благородие, навылет, — сделал он медицинское заключение.

Микал утверждающе покивал папахой.

— Ну, теперь ты назовешь свое настоящее имя, Бамава? — приблизил он к угрюмым глазам раненого свои насмешливые глаза.

Тот в ответ — ни звука.

— Врешь, заговоришь, — подмигнул ему Микал. — У нас в тюрьме и не такие молчуны делаются разговорчивыми. Клянусь пьяным попом, который едва не утопил меня в купели, дай ему, Ефим, парочку шомполов.

— Ма хадзар! — вскричала Даки. — У тебя, Микал, в пруди вместо сердца, наверно, булыжник. Неужели ты и вправду будешь бить этого несчастного? Наш муж! — кинулась она к Данелу, — они хотят бить нашего гостя!

— Пусть на меня наденут женское платье, если я позволю такое в моем доме! — крикнул Данел, выхватывая из ножен кинжал.

Микал в ответ вынул из кобуры маузер.

— Последний раз спрашиваю, как твое имя и кто твои отец и мать? — обратился он к раненому по-русски.

— Иди ты сам к чертовой матери, — так же по-русски ответил немой и отвернулся к стене.

— Ха-ха-ха! — расхохотался Микал, словно услышав остроумную шутку. — Жидковат ты оказался на расправу, осетинский племянник. Испугался шомполов?

— Я даже линейки Лампады Васильевны не боялся.

— Это кто ж такая — Лампада Васильевна?

— Учительница наша в приходской школе.

— А почему признался?

— Хозяев жалко. Да и ломать комедь надоело — все равно ить не отвяжешься.

— Это верно, — согласился Микал и схватил раненого за шиворот рубахи. — А ну вставай, красная сволочь!

— Убью! — это Данел бросился на Микала с поднятым над головой кинжалом.

Микал вскинул маузер на уровень налитых яростью синих глаз, но не успел нажать на собачку — рядом с вытаращенными глазами кровника показались еще одни глаза. «Млау!» — пронеслось в голове у Микала вспышкой молнии. Так вот она какая младшая дочь у Андиевых!

— О баба! Не надо ради всех святых! — вскричала девушка, вцепившись пальцами в отцовы плечи.

Данел опустил кинжал. Микал тоже опустил маузер.

— Я же сказал, мы еще успеем посчитать ваши долги, — сказал он, обращаясь к отцу, а разглядывая тем временем его дочь. У нее круглое, как персик, лицо с черными нитками бровей на белом лбу и удивительные ямочки на розовых от возбуждения щеках. Нет, на Сона она не похожа, но тоже — красавица.

— Скажи спасибо твоей дочери — из–за нее в тебя не выстрелил, — продолжал говорить Микал, чувствуя, как мягчает в груди от вида прелестной девушки. — Собирайся, пойдешь с нами.

— Куда? — попыталась закрыть плечом мужа Даки. — Куда ты хочешь увести нашего хозяина?

— В тюрьму, — ответил Микал, сжигая взглядом черноглазую красавицу. — Он укрывал в своем доме врага и должен за это понести наказание.