Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга вторая.

Пристав деланно рассмеялся.

— Но ведь я человек службы, — возразил он. — Приказано было брать большевиков — я брал. Впрочем, дело прошлое, но в аресте вашего мужа не сколько повинен я, сколько... Хотя вы мне все равно не поверите.

Сона остановилась, взмахнула перед выпуклыми глазами спутника мохнатыми ресницами:

— Кто этот человек? Ну, пожалуйста.

Пристав достал из кармана портсигар, закурил папиросу.

— Я вас очень прошу, господин пристав, — Сона продолжала глядеть в глаза своего провожатого.

— Ну зачем же так официально? — поморщился пристав от попавшего в глаза дыма и решительно махнул рукой: — В конечном счете rahi sua quemque vobuptas [9] каждого влечет его страсть (лат.). . Помните знаменитого разбойника Зелимхана?

Сона с готовностью кивнула головой.

— Он был убит в 1913 году зимой. Тогда же были схвачены и посажены во владикавказскую тюрьму его приспешники. Всех их ожидала виселица... Однако пойдемте, а то здесь много народу, — сказал пристав, взглянув на витрину магазина Марджанова, у входа в который они остановились.

— Да-да, — согласилась Сона, — пойдемте скорей, я опаздываю на дежурство.

— И вот однажды приходит на мое имя пакет из жандармского управления области, — продолжил рассказ начальник полиции, — в нем мне предписывалось взять на поруки из тюрьмы некоего Хестанова, бывшего писаря станицы...

— Микала? — поднесла конец платка к губам побледневшая Сона.

— Даже так? — удивился рассказчик. — Вы его знаете?

Сона покивала головой.

— Он с нашего хутора, бывший жених мой, — сказала со вздохом.

— Теперь ясно, почему он с такой злобой говорил о вашем муже, — усмехнулся пристав. — Так вот этот молодчик, будучи переведен в моздокскую тюрьму, поставил мне условие: если я спасу его от виселицы, он мне поможет разоблачить главаря тайной большевистской организации, действующей в Моздоке и его окрестностях. Я принял условие: голова врага отечества дороже головы казачьего атамана, убитого этим разбойником в порыве ревности. Ну, а служба у Зелимхана, и вовсе не в счет. Тогда он указал место в Стодеревской, где был рассыпан шрифт из иконы. Остальное вам известно.

— Подлая собака! — стиснула Сона кулаки, и пристав не сразу понял, к кому относится это гневное ругательство: к его бывшему арестанту или к нему самому.

— И вы отпустили на свободу этого негодяя? — продолжала Сона, сверкая глазами — прямо дикая кошка да и только.

— Я должен был сдержать свое слово, — пожал плечами пристав. — Притом, как вы сами, наверное, поняли, мои действия определялись не только личными соображениями... А вот и ваше обиталище, — подвел он свою спутницу к дому купца Шилтова, в котором временно расположился лазарет.

— Спасибо, Дмитрий Елизарович, — сказала Сона, протягивая руку к дверной ручке. Но пристав опередил ее.

— Прошу вас, — распахнул он дверь — Мне нужно повидаться с вашим шефом. И потом... Я не успел сказать вам, Софья Даниловна, самого главного.

«О чем он еще хочет говорить?» — подумала Сона с невольной тревогой, поднимаясь по ступенькам лестницы на второй этаж.

Быховского, начальника лазарета, с которым хотел повидаться начальник полиции, в приемном покое не оказалось, тем не менее пристав не спешил уходить.

— Мне пора к моим больным, — сказала Сона.

— А мне остается лишь ревновать вас то к вашему мужу, то к вашим больным, — отозвался будто в шутку пристав, усаживаясь поудобнее на казенном скрипящем от старости стуле и морща нос от специфического больничного духа. — Почему вы так холодны со мной? Вот уже два года как умерла моя жена, царствие ей небесное, — он небрежно перекрестился, — а вы все еще продолжаете избегать меня и не отвечаете на мои к вам чувства!

— Не надо, господин пристав, — попросила Сона, и тень грусти прошлась по ее лицу. — Вы же знаете, что я не вдова, слава богу. Ну зачем вы так?

— Опять — «господин пристав»? Вы что, забыли как меня зовут? — привскочил на стуле пристав и стукнул кулаком по служебному столу. — Поймите, я же не виноват, что не могу жить без вас.

— Потише, прошу вас. Во-первых, за дверью больные, а во-вторых, все это я уже слышала.

— Знаете, о чем я больше всего жалею сейчас?

— О чем?

— Что, мои люди не застрелили его при попытке к бегству.

— Вы и так много причинили ему зла. И мне тоже...

— Я находился при исполнении служебных обязанностей, как вы знаете.

— Поэтому я не отворачиваюсь от вас при встрече, Дмитрий Елизарович. И еще из благодарности за моего отца. Прощайте.

Из двери, ведущей в палаты, выглянула пожилая няня.

— Ты пришла, Сонечка! — обрадовалась она. — Ну и слава богу. А то Катерина, холера ей в бок, завьюжилась куда–то вслед за теми, что давче с флагом, а про ранетых забыла, А им порошки время подавать.

— Я сейчас, тетя Поля, — Сона подошла к шкафу, достала из него больничный халат и косынку. Обернувшись, смерила нежеланного гостя выжидающим взглядом: пора, мол. Тот нехотя встал, не глядя на нянечку, направился к двери.

— До свидания, несносная женщина, — пробурчал он на ходу, и, уже скрываясь за дверью, добавил погромче: — Скажите Быховскому, что я зайду к нему попозже.

— Чего это ему понадобился наш Вольдемар? — полюбопытствовала нянечка, когда за начальником полиции закрылась дверь.

— Кто его знает, — пожала плечами Сона. На что нянечка погрозила ей толстым пальцем:

— Гляди, девка... у энтих бугаев одно на уме: как бы половчей подъехать к красивой бабенке. Сама, чай, была молодой — знаю. Вон в Катькино дежурство тоже бесперечь приходит.

— Кто, пристав? — усмехнулась Сона, надевая халат.

— Не пристав, а купец. И как не стыдно такому старому. Тьфу! И правду говорят: «Седина в бороду...» Да и Катька хороша...

— Да причем тут Катерина? Неведов с Вольдемаром Андрияновичем старые приятели.

— Приятели–то приятели, а Катьку этот толстопузый походя щиплет за что не надо. Все они — приятели. Так что, голубушка, дай Бурыкину порошок, а то страсть как мается человек, — переменила разговор нянечка и скрылась за дверью.

Сона повязала косынку, поправила ее на лбу перед стоящим на тумбочке зеркалом и, усевшись за стол, принялась подбирать для раненых назначенные врачом лекарства. Но не успела проделать и половины работы, как раздался стук в дверь и на ответное «да-да» вошел в приемный покой пристав.

— Быховский не появился? — опросил он, пожирая глазами глядящую на него с недоумением сестру милосердия.

— Нет еще, — ответила Сона, чувствуя, что краснеет от догадки об истинной причине возвращения пристава.

— Гм... — пристав потоптался на месте. — Что я хотел еще спросить... У вас когда кончается дежурство?

— В полночь, а что?

— Так, ничего... Если позволите, я провожу вас домой. В городе неспокойно. А ночью, сами понимаете...