Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга вторая.

— Матери, кому ж еще...

— Жена тоже не откажется.

— Смотря какая жена, а то и с ногами не примет.

Казбек протиснулся к повозкам, на которые укладывали раненых вместе с носилками. Возле повозок ходил туда-сюда здоровяк-офицер с белыми узкими погонами на плечах и черными лихо закрученными усами на румяном от избытка жизненных сил лице.

— Накромсали вас на мою голову, — ворчал он, хмурясь и указывая пальцем, в какую повозку класть того или иного раненого, — Где я вас размещать буду, ума не приложу. Эй, станичник! — поманил офицер все тем же пальцем казака, которого отец при встрече называл Денисом.

— Чего надо, ваше благородие? — подошел Денис к санитарной повозке и вдруг расплылся в улыбке. — Надо же, такая хреновина,..

— Чему обрадовался, любезный? — спросил офицер.

— Да это... вашблагородь, лечили вы меня от раку. Аль не признаете? На фатеру к вам приезжали со Стешкой, супружницей нашей.

Офицер, напоминавший своим залихватским видом скорее гусара, чем доктора, с удивлением воззрился на своего давнего пациента.

— Гм, живой, значит?

— Живой, господин дохтур.

— Чем же ты лечился, мадерой?

— А что это за лекарствия такая?

— Вино. Очень, знаешь ли, великолепное.

— Нет, ваше благородие, — осклабился Денис. — Где нам... Мы больше чихирем да арачишкой, а еще капустой квашеной.

— Чудеса... — доктор удивленно перекосил широкие черные брови. — Даже не верится, что в чихире скрыта такая могучая целебная сила. А закусывал, говоришь, капустой?

— Ею самой, мне один хороший человек присоветовал.

— Удивительно, — потряс головой доктор. — Я вон скотопромышленника Зверилина самым лучшим коньяком пользовал, да видно, не в коня корм.

— Преставился? — догадался Денис.

— Натянулся, — подтвердил его догадку доктор. — Видно, скота и лечить нужно скотским средством. А ты зачем сюда приперся, забыл как тебя звать?

— Денис, вашблагородь. А фамилия Невдашов. Мой прадед с самим Пугачевым из моздокской тюрьмы бежамши...

— Зачем, спрашиваю, сюда приехал? — перебил казака врач.

— Земляка провожал, Ивана Бучнева. Он хучь и иногородний...

— Вот что, брат Денис, — снова перебил его доктор, — за то, что я тебя вылечил, должен ты мне сослужить одну службу.

— Это какую же?

— Помоги перевезти раненых в лазарет. Видишь, их сколько, а у меня транспорта — раз-два и обчелся.

— Дык, это можно... только у меня на телеге индюки.

— Одного-двух посадишь, ничего твоим индюкам не сделается. Лады?

— Лады, — согласился Денис, поражаясь в душе ловкости, с которой прибрал его к рукам этот чертов доктор. — Кого везти–то?

— А хотя бы этого, — указал врач на прыгающего по перрону с костылем под мышкой молодого казака. У него забинтована левая нога, на ней видны пятна крови. «Осетин», подумал Казбек, глядя на его тонкий прямой нос и энергичный раздвоенный подбородок.

— Здравствуйте, — улыбнулся раненый, подходя к казачьей телеге.

— Здоров, служивый, — ответил Денис и обратился к сидящей на возу дочери: — Ну, чего расселась? Ослобони место для ранетого героя.

В это время кто–то дернул Казбека за руку.

— Ма хур, пойдем скорей к нашей арбе, а то твой отец уже посылает проклятья на твою голову, — сказал дед Чора и потащил любопытного внука сквозь галдящую толпу.

Устя краем глаза взглянула на сидящего рядом пассажира: такой же черный, как Петька Ежов, уехавший прошлой осенью воевать с турками, и глаза у него такие же черные. Только лицо поуже и без рябинок, да нос попрямей и потоньше. Вспомнив Петьку, почувствовала, как вспыхнули щеки и загорелась шея под праздничным полушалком. «Гляди, Устя, — сказал в тот прощальный вечер мельников сын, провожая ее с посиделок домой, — не вздумай выйти за кого другого, вернусь с войны — убью и тебя и твоего мужа». «Тю на него! — рассмеялась тогда в ответ на угрозы Устя. — С чегой–то ты взял, что я тебя дожидаться должна? Пущай тебя ждет Марфа Бачияркова, она — атаманская дочь, а я тебе, Петюня, не пара».

Устя снова скосила глаз на соседа по телеге. «Осетин, должно, хоть и в казачьей одежине», — подумала она и решила, что он красивый парень.

— Ты не из Черноярской родом? — спросил у раненого Денис, бросая на его забинтованную ногу нахмуренный взгляд.

— Нет, — улыбнулся раненый и тоже взглянул на свою ногу, лежащую березовым поленом между хозяином подводы и его дочерью. — Я моздокский. А родом с Джикаева хутора. Мальчишкой еще в Моздок переехал.

— К сродственнику аль ишо к кому?

— Считай что к родственнику. Один хороший человек к себе взял вместо брата. На работу устроил и грамоте обучил. Очень хороший человек, — повторил раненый и вздохнул.

— Хорошие люди, они редко в жизни встречаются, — вздохнул и Денис.

— Почему редко? — не согласился раненый. — Вот ты, например, тоже хороший человек.

Денис обернулся к пассажиру, дернул щетинистой впалой щекой:

— Хм... С чего ты взял?

— Тебе на ярмарку нужно, а ты меня в больницу везешь. Значит, ты хороший человек. И дочка у тебя славная.

При этих словах Устя резко обернулась, смерила парня насмешливым взглядом.

— Ишь, глазастый какой: в одночас разглядел всех. С папахой гутаришь, ну и гутарь, а других дуром не замай.

Денис весело подмигнул опешившему от такой отповеди седоку:

— Что, брат, отхватил горячего до слез? Вот так кажный раз: ты им по-хорошему, а они тебе: «Гыр-гыр-гыр!» Сказано, яблочко от яблоньки недалеко котится. Их у меня шестеро, и все как одна в мамашу удались характером. Курская порода, хохлячья, провал их возьми.

— А вы, папаша, лучше про свою породу гутарьте, — огрызнулась Устя и, соскочив с телеги, пошла рядом, гордая, независимая.

— Во-во, — ухмыльнулся отец, — правильно сделала: кума пеши — коню легше.

— А у нас говорят: «На мать смотри, а на дочери женись», — рассмеялся раненый. — Я бы тоже пешком потопал, да вот нога подвела.

— До свадьбы загоится, — успокоил его хозяин телеги. — Тебя как звать–то?

— Оса, Осип, — по-русски.

— Где ж тебя, Осип, подловила вражья пуля?

— В автомобиле снарядом.

Раненый стал рассказывать про свой последний бой, а Устя шла рядом и старалась не пропустить ни единого его слова. «Красиво рассказывает, как богомаз Сюркин, — невольно отметила про себя, бросая на рассказчика быстрые взгляды, — на автомобиле ездил, а по виду — джигит». На сердце у нее почему–то было неспокойно. Неужели оттого, что телега приближается к Стефановскому собору, рядом с которым находится лазарет, и что этот красивый чернобровый парень сейчас скроется в нем? Вот же холера, и откуда он взялся такой улыбчивый да приятный?

Между тем телега, громыхая колесами по булыжной мостовой, подкатила к лазарету — большому двухэтажному зданию. У его входа суетились санитары с носилками в руках. Между ними ходил тот самый офицер-доктор с лихо закрученными усами.