Анатолий Баранов - Терская коловерть. Книга вторая.

— А что? — оглянулся на Степана Феликс Эдмундович. — Дельное предложение. Не правда ли, товарищ...

— Журко, — подсказал Степан и добавил: — Степан Андреевич.

— Присаживайтесь, Степан Андреевич, а я пока переговорю о вашем деле, — Феликс Эдмундович снял с телефонного аппарата трубку и все тем же спокойным голосом повел с кем–то разговор. А Степан дул на горячую картошку и удивлялся про себя: до чего же есть на земле отзывчивые люди!

— Кто это? — спросил шепотом у матроса. — Дзержинский, — шепнул тот в ответ, — Член ЦК большевистской партии. А ты не знал?

Конечно же, не знал. Хотя теперь уже не было никакого сомнения, что это тот самый арестант Феликс, который так точно предсказал своему товарищу начало революции.

В комнату вошел интеллигентный с виду гражданин в потертой кожаной тужурке, с копной черных курчавых волос на голове и в очках-пенсне на носу. У него аккуратно подстриженные усы и такая же аккуратно подстриженная бородка. Он был весьма чем–то озабочен. На ходу поздоровавшись с присутствующими, он подошел к маленькому столу, за которым сидел Дзержинский, и, подождав, пока тот положит на рычаги аппарата трубку, спросил басом, совсем не вяжущимся с его небольшой сухощавой фигурой:

— Какие новости?

Дзержинский пожал протянутую руку:

— Неважные, Яков Михалыч. Корнилов сдал немцам Ригу без боя и готовит заговор против Временного правительства.

— А может, совместно с Временным правительством? — усмехнулся Яков Михайлович, снимая пенсне и протирая стекла носовым платком.

— До сего дня — вместе, а сегодня — как в той поговорке: «Хлеб-соль вместе, а табачок врозь». По-моему, Керенский испугался в последний момент вызванного им же духа и поспешил выйти из игры.

— Успешно ли формируются части Красной гвардии?

— С этим хорошо. На Обуховском, например, создан отряд добровольцев и на Путиловском.

— Надо бы направить в мятежные войска наших агитаторов.

— Они готовы отправиться в путь, — Дзержинский кивнул головой на занятых картошкой товарищей.

— Ты ясновидец, — засмеялся Яков Михайлович.

В открытую форточку донесся пушечный выстрел.

— Вестовая [27] пушка в Петропавловской крепости, ежедневно палившая в полдень. бабахнула, — Яков Михайлович взглянул на карманные часы и заторопился к выходу.

— Одну минуточку, — удержал его на месте Дзержинский. — Тут у меня гость с Терека. Приехал за оружием для отряда Красной гвардии.

Степан встал из–за стола, коротко представился.

— Терский казак? — улыбнулся Яков Михайлович.

— Да нет, — ответно улыбнулся Степан. — Скорее, иногородний.

— От Кирова, — подсказал Дзержинский. — Вот как! Очень приятно, — Яков Михайлович пожал Степану руку. — А где же он сам?

— Мироныч приедет на днях. Ему представилась возможность побывать на Государственном совещании в Москве, — пояснил Степан.

— Ну что ж, дело хорошее. Ваш Мироныч, кажется, малый не промах. Вы где с ним познакомились, на Кавказе?

— В томской тюрьме. Сидели в одной камере.

Яков Михайлович мельком взглянул на Феликса Эдмундовича.

— А еще нигде не сидели? — спросил последний.

— Пришлось, — ответил Степан, не сгоняя с лица улыбки. — В ростовской тюрьме, а потом в Бутырской.

— В Бутырской? — оживился Дзержинский. — То–то мне сразу показалось, что где–то я вас видел. Вы что там делали?

— Шил сапоги для солдат царской армии.

— А я — нижнее белье для них же, — скупо улыбнулся Феликс Эдмундович и повернулся к матросу, — возьмите товарища Журко под свою опеку: ночлег, питание и прочее. Сегодня же сведите его с Антоновым.

— Будет сделано, Феликс Эдмундович, — отчеканил по-военному матрос и приложил руку к бескозырке. Затем приятельски дернул Степана за локоть. — Пошли сначала заглянем в мой кубрик.

Бичерахов, прохаживаясь по одному из залов Зимнего дворца, ждал аудиенции. Интересно, зачем его вызвал Левицкий, генерал для поручений, состоящий на службе при самом Керенском? Может быть, предложит как специалисту возглавить авиационные мастерские на Северном фронте? Хотя такое назначение можно получить в штабе армии, а то и дивизии.

— Господин полковник, — донесся к нему из открывшейся двери голос генеральского адъютанта, — его превосходительство ждет вас.

— Благодарю вас, поручик, — нагнул голову полковник, и рот его при этом заметно перекосился, словно от саркастической усмешки. Без рисовки, спокойно и твердо он вошел в кабинет, по-военному четко представился сидящему за столом моложавому генералу. Тот предложил вошедшему сесть и, не теряя времени на отвлеченные разговоры, приступил к делу.

— Вас видели вчера у Бьюкеннена, — сообщил он полковнику.

У Бичерахова порозовело лицо — он не ожидал такого начала.

— Я давно знаком с английским послом, ваше превосходительство, — ответил он тем не менее спокойным голосом.

— Где и когда вы с ним познакомились?

— В Лондоне, в нашем посольстве. Незадолго до революции я был командирован генштабом в Англию для приемки партии автомобилей.

— Ах вот как... Вы не догадываетесь, зачем я вас пригласил?

— Нет.

Генерал взял со стола газету, протянул собеседнику:

— Вот полюбуйтесь, российский Бонапарт, народный герой, спаситель отечества. В то время как правительство напрягает все силы на решение важных государственных дел, этот изменнику него за спиной оттачивает свой нож.

Бичерахов развернул газету, это была «Новая жизнь», орган партии меньшевиков. С фотографии, помещенной под материалами Московского государственного совещания, ненатурально улыбался щуплый, узкоплечий генерал с косо разрезанными глазами на сухом скуластом лице. Его несла толпа восторженных офицеров, окруженная в свою очередь толпой не менее восторженных обывателей с букетами цветов в руках. Бичерахов без труда узнал в триумфаторе верховного главнокомандующего Корнилова.

— Вы хорошо знаете этого человека? — продолжал задавать вопросы генерал.

— Я служил в 48-й дивизии, которой командовал генерал Корнилов, ваше превосходительство, — ответил Бичерахов, чувствуя, как отпускает его возникшее в начале беседы напряжение.

— Он хороший стратег?

— Я плохо разбираюсь в вопросах стратегии, господин генерал. Я инженер по профессии и возглавлял приданные дивизии автомобильно-авиационные мастерские.

— Где же теперь ваши мастерские?

— Там же, где и 48-я дивизия: остались в Галиции весной года, попав в окружение. Мне лично чудом удалось вырваться из этой ловушки.

— А Корнилов?

— Оставил дивизию и пытался спастись бегством, но спустя несколько дней попал к австрийцам в плен.

— Позор! — генерал скорбно насупил брови. — И этого бездарного человека назначили верховным главнокомандующим. Позор! Впрочем, Александр Федорович исправит эту ошибку... Господин полковник, — доверенный Керенского взглянул в самые зрачки сидящего перед ним офицера, поднимаясь с кресла. Бичерахов тотчас же последовал его примеру, принял соответствующую стойку, — вам снова предоставляется возможность послужить под началом Корнилова, только в новом качестве. Мы назначаем вас комиссаром в помощь Станкевичу и надеюсь, что вы оправдаете наше доверие. Нам вас рекомендовал Гойтинский, а мы дорожим мнением подобных людей. Более подробные инструкции получите у моего адъютанта. Желаю успеха.