Соломон Смоляницкий - Три века Яна Амоса Коменского

Самуил Гартлиб [96] Гартлиб Самуил (родился в конце XVI века) — выдающийся меценат и общественный деятель Англии. Высоко ценил заслуги Коменского; боролся за примирение религиозно-церковных разногласий; оказывал моральную и материальную поддержку чешским братьям. медленно прохаживается по обширному кабинету своего лондонского дома. Время от времени он бросает взгляд на бронзовые часы с фигурой рыцаря, стоящие на камине. Ему не терпится, хотя он знает, что два молодых человека, приехавшие из Чехии для продолжения образования и представленные ему накануне, будут точны. Гартлиб думает о том, каким мужеством и какой верой в будущее должны обладать чешские братья, если, будучи изгнанниками, терпя во всем нужду, они все же посылают на свои скудные средства молодых людей в иностранные университеты! Да, лишь благодаря убежденности в истине своих нравственных принципов, дисциплине, трудолюбию чешские братья, подвергающиеся беспрерывным гонениям, смогли выстоять и сделать много для сохранения и развития чешской культуры.

Мысли о чешских братьях вызвали другую — о Яне Амосе Коменском, чье имя было в последнее время на устах у образованных людей Европы. Его замечательные книги «Дверь языков» и «Физика» поражают новизной подхода к предмету, свежими мыслями, необычайным искусством изложения. О нем идет добрая слава не только как об ученом, педагоге — говорят о его доброте и в то же время твердости в защите интересов общины. Прославленный автор, он, как и все изгнанники, живет бедно, кормит большую семью, да еще помогает нуждающимся.

Несомненно, «Физика» и «Дверь языков» свидетельствуют о широте научных интересов чешского философа, — лингвистика, педагогика, точные науки, натурфилософия, богословие, знание ремесел... Возможно, справедливы слухи, что он готовит труд, где собирается объять все достижения науки. По-видимому, Ян Амос один из тех, кто мог бы совместными усилиями с другими учеными создать великую Пансофию, которая открыла бы для человечества путь к всеобщему знанию. Может быть, сама судьба посылает ему Коменского как друга и единомышленника, Чтобы осуществить давнишнюю мечту — основать академию для воспитания ученых? Кто знает... Собственно, из-за Коменского он и пригласил к себе двух молодых людей из общины чешских братьев, которым он поможет поступить в Оксфордский университет. Здесь, в своем кабинете, он сумеет как следует расспросить о Коменском.

Часы на камине пробили десять — время, назначенное молодым людям. Они вошли друг за другом — первый невысокий, с живым лицом и темными веселыми глазами; второй худой, голубоглазый, с чистым лбом и каштановыми волосами до плеч (поэт или музыкант, определил для себя Гартлиб). Усадив обоих, Гартлиб осведомился, удобно ли они устроились и нет ли в чем нужды. Молодые люди дружно выразили свою признательность, прибавив, что ни в чем не нуждаются. Глядя на юношей, Гартлиб невольно вспомнил свои далекие университетские годы. На кого же из двух он больше был похож? Скорее, на того, кто вошел первым. Юноша назвался Даниилом Эрастом.

Надо полагать, он более земного, практического склада ума, нежели его голубоглазый товарищ, витающий в облаках. Да и решительней. Пожалуй, сам он был именно таким — энергичным, жадным до жизни, торопящимся все успеть. Увы, это неизбежно приводило к скольжению по поверхности. Он был способен к наукам, но разбрасывался, ему не хватало глубины, может быть, необходимого самоотречения — ведь иначе ничего значительного не создашь.

Самуил Гартлиб вздохнул. Что ж, каждому свое. Он сумел немало сделать для развития науки, издал на свои средства многие замечательные сочинения, помогал ученым, с которыми был дружен, содействовал у себя на родине развитию и улучшению ремесел, земледелия, руководил школой для молодых людей. Положа руку на сердце, он может сказать, что искренне служит распространению нравственности, науки, просвещения.

Прерывая молчание, Гартлиб спросил:

— К чему же у вас лежит душа, молодые люди? Вот ты, например? — повернулся он к голубоглазому юноше, отрекомендовавшемуся Самуилом Бенедиктом.

— О, он у нас великий математик! — сразу откликнулся Даниил.

Юноша, к которому был обращен вопрос, смущенно улыбнулся.

— А ты? — продолжал допытываться Гартлиб.

— Мое дело — свободные искусства, — ответил Даниил, — но я еще не решил, какому из них отдать предпочтение. Успею еще! — беспечно закончил он.

— Наш учитель и брат Ян Амос Коменский, — заметил Самуил Бенедикт, — сказал, что у Даниила способности к музыке и поэзии.

— Но ему, то есть мне, не хватает терпения и трудолюбия! — озорно закончил Даниил.

— Если бы не Ян Амос, — проговорил Самуил, — ты сейчас был бы не здесь, а стрелял в нашем лесу ворон.

Имя Коменского, с такой любовью произнесенное его учениками, помогло Гартлибу повернуть разговор в нужное русло. Как бы мимоходом он начал расспрашивать о Коменском, его семье, образе жизни, педагогической работе, деятельности на благо общины. Поначалу молодые люди отвечали коротко, помня о том, что им не пристало выносить суждения о своем наставнике, как не пристало сыновьям судить о своем отце. Но Гартлиб сумел повести беседу доверительно, и юноши разговорились. Дополняя друг друга, они рассказали о Коменском много любопытного, иногда забавного. Они простодушно вспоминали, что вспоминалось, а получился своеобразный портрет учителя и друга. Молодые люди не скрывали, что не всем из старейшин общины по сердцу прямота Коменского, когда он выступает против несправедливости, особенно по отношению к тем, кто не может защитить себя. Учитель и в классе, и на совете, и в проповедях открыто и смело провозглашает то, что считает истиной, хотя бы это и шло вразрез с мнением других уважаемых людей братства.

Между прочим, Самуил рассказал, с каким интересом они, ученики старших классов гимназии, готовили к постановке под руководством Коменского написанную им пьесу «Воскресший киник Диоген, [97] Диоген (ок. 400 — ок. 325 гг. до н. э.) — древнегреческий философ-киник, проповедовал крайний аскетизм. По преданию, жил в бочке. или О сокращенном искусстве философствовать». Он это хорошо помнит, потому что сам играл Диогена.

— Спектакль всем понравился, — продолжает юноша, — а потом мы узнали, что члены синода [98] Синод — у протестантских общин избираемый орган, который управляет религиозными делами. стали упрекать учителя в том, что он выбрал языческий сюжет и что главный герой — философ-язычник. Но учитель с ними не согласился.

— Мудрость, как и философия и искусство, не перестает быть мудростью от того, что она исходит от язычника, — проговорил Даниил, видимо повторяя мысль Коменского. — Жаль, что нам с Самуилом, — добавил он, — уже не придется сыграть и другой пьесе учителя, «Патриарх Авраам» [99] Патриарх Авраам — по библейской легенде, должен был принести сына в жертву богу, в момент жертвоприношения был остановлен ангелом. .