Джон Джейкс - Север и Юг. Великая сага. Книга 1

Домашние обязанности тоже лежали на ней. Она отлично управляла слугами в Бельведере, решительно и справедливо разрешая их ссоры и объясняя, как лучше организовать свой день, чтобы за более короткое время успеть сделать больше дел. Очень скоро она заслужила любовь и уважение, хотя иногда ее немножко и побаивались. Ее вспыльчивый ирландский нрав всегда проявлялся, когда она видела небрежно выполненную работу, тем более если обычную нерадивость пытались оправдать какими-то небылицами.

Несмотря на свою занятость, Констанция не переставала думать о ярмарке. Не дождавшись новостей от Джорджа, она наконец спросила его, замолвил ли он за нее словечко. В ответ Джордж хлопнул себя по лбу и так мелодраматично застонал, что Констанция рассмеялась. Успокоив мужа, что в его забывчивости нет ничего страшного, она пообещала сама поговорить с Изабель. Конечно, это требовало некоторой подготовки, потому что виделись они теперь крайне редко, да и то только в особых случаях. В редкие минуты раздражения Констанция с досадой думала, что Изабель умышленно вела себя так.

Она пригласила Мод и Изабель на чай. Сначала они поговорили о ее беременности. Констанция сказала, что в этот раз наверняка будет девочка и они с Джорджем уже решили назвать ее Патрицией Флинн-Хазард. Услышав это, Изабель поджала губы и уставилась куда-то вдаль.

Потом Констанция упомянула о своем интересе к ярмарке.

– Как это мило с твоей стороны! – тут же воскликнула Мод. – Я уверена, наши дамы будут рады принять тебя в роли волонтера. И с удовольствием передам им твое желание, хотя сама больше не принимаю в этом активного участия. Прошло уже два года, как я отработала в своем последнем комитете. Просто почувствовала, что пора уступать место молодым.

– Я поговорю об этом, дорогая, – сказала Изабель. – В следующий понедельник у нас будет собрание организационной группы.

– Спасибо, – поблагодарила Констанция, пытаясь уловить неискренность в милой улыбке Изабель, но не смогла.

В понедельник Изабель заговорила о своей невестке на собрании.

– Я тут подумала, что, возможно, она могла бы возглавить комитет по квилту… – начала она.

– Прекрасный выбор! – тут же воскликнула одна из дам.

Однако несколько других, услышав это заявление, нахмурились.

– На каком основании, Изабель? – спросила одна из них.

– Она противница женского образования? – поинтересовалась другая.

– Не могу сказать, – ответила Изабель. – Она говорила, что не может участвовать, потому что… э-э… религиозная направленность семинарии противоречит многим заповедям ее собственной веры, которую она, разумеется, считает единственно правильной.

– Что ж, – подвела черту женщина, ведущая собрание, – думаю, нам не стоит возвращаться к обсуждению этой особы ни сегодня, ни когда-либо в будущем.

– Жаль, – покачала головой Изабель. – Констанция – личность яркая, и у нее, безусловно, есть прекрасные качества. Мне говорили, что католики – люди немного странные, фанатичные, но я в это не верила, пока не познакомилась с ней. Уверена, ее взгляды – во многом результат влияния священников и монахинь. Но разве могут те, кто вечно живет в этих мрачных кельях, знать истину? Чего только стоят эти ужасные истории о том, что происходит в женских монастырях.

Дамы, сидящие за круглым столом, глубокомысленно закивали. Подобные сплетни в то время пользовались в стране большой популярностью, и верить в них было так волнующе.

На следующий день Изабель навестила Констанцию.

– Мне нелегко говорить тебе это, моя дорогая, – сказала она, старательно изображая на лице сожаление. – Я передала твое великодушное предложение, но дамы из организационной группы отказались принять его. И не в силу каких-то твоих личных недостатков, пойми меня правильно, но ведь религиозная направленность пансиона, для которого эта ярмарка собирает средства, все-таки отличается от твоей.

– Ты хочешь сказать, они не хотят помощи от католички? – спросила Констанция, сжимая в руке кружевной платок.

– Мне очень жаль, – со вздохом ответила Изабель. – Может быть, на следующий год.

Она прекрасно знала, что еще долго будет с наслаждением вспоминать лицо Констанции в эту минуту.

Пока Изабель навещала Констанцию, Джордж спешил к прокатному стану, куда его срочно вызвал перепуганный мастер. Там произошла какая-то ссора, что в результате привело к несчастному случаю. Разрешать подобные ситуации Стэнли всегда предоставлял брату, заявив ему однажды с непроницаемым лицом, что Джордж умеет общаться с людьми из разных слоев общества. Если бы такое ему сказала Изабель, Джордж счел бы это оскорблением.

Лето было необычайно жарким, и начало осени не принесло облегчения. В семье Хазард часто выплескивалось раздражение, и Джордж мог себе представить, каково сейчас на заводе, где жара была просто адской.

Это был прокатный стан так называемого бельгийского типа; он состоял из нескольких пар вращающихся валков, установленных на литых опорах, или клетях. Раскаленный докрасна металл пропускали между валками, постепенно обжимая его до нужной формы. Между клетями стояли крепкие мужчины, которых называли укладчиками, и вручную переносили заготовку к следующей паре валков, подхватывая ее с помощью щипцов. Это была тяжелая, опасная работа, и бо́льшую ее часть можно было исключить, если бы кто-нибудь сконструировал стан с автоматическим перемещением заготовки. Несколько лет назад такая попытка уже была предпринята на одном нью-йоркском заводе, но оказалась неудачной. Джордж тоже сейчас бился над этой проблемой, однако пока безуспешно.

Джордж очень торопился. Вся работа была под угрозой остановки. Прибежав наконец на место несчастного случая, он увидел, что металл, поданный на первую пару валков, уже остыл. Один из укладчиков лежал на грязном полу и стонал от боли. Почувствовав запах тлеющей одежды и обожженной плоти, Джордж закашлялся.

Лежащим на полу оказался поджарый славянин, фамилию которого Джордж никогда не мог выговорить. Он был прекрасным работником, в отличие от своего напарника на этом участке стана, широкоплечего увальня по фамилии Бровник.

– Мы послали за доктором Хопплом, – сообщил мастер.

– Хорошо.

Джордж опустился на колени между пострадавшим рабочим и кривой полосой потемневшего холодного железа, лежавшего рядом. Очевидно, заготовка упала на него справа, оставив глубокие ожоги на груди и обнаженном предплечье. Джордж сдержал тошноту, поднявшуюся к горлу при виде обугленной плоти. Один Бог знает, сможет ли этот человек когда-нибудь снова пользоваться рукой.

– Как это произошло? – спросил он, вытерев губы тыльной стороной ладони.