Джон Джейкс - Север и Юг. Великая сага. Книга 1

И еще Эштон была намного храбрее. Она не упускала своего. В этом отношении она очень напоминала кузена Чарльза. Может, хоть адвокату Хантуну удастся ее немного усмирить. Бретт на это надеялась. А вообще-то, ей нравилась ее сестра, хотя ужимки и кривлянье Эштон иногда ее утомляли.

Джеймс Хантун носил круглые очки и невидимую мантию добродетельности. Хотя он был всего на шесть лет старше Эштон, он уже начал отращивать второй подбородок и брюшко. Если бы не это, его можно было бы назвать даже красивым.

Семья Хантун жила в этом штате давно, но все же лет на пятьдесят меньше, чем Мэйны. Первый приехавший в Каролину иммигрант из их рода не умел ни читать, ни писать и поселился где-то в глуши, вдали от больших городов. Но его потомки быстро поняли, что, оставаясь невежественными грязными фермерами в дальней глуши, процветания и успеха не добьются, и перебрались на побережье, где упорный труд и удачное приобретение выгодных земельных наделов помогли им в течение следующих двух поколений сколотить приличное состояние. А породнившись с несколькими известными семьями, Хантуны понемногу приобрели и родословную.

Теперь бо́льшая часть семейных земель была утрачена по тем же причинам, которые погубили Ламоттов, – плохое управление в сочетании с любовью к роскоши. Пожилые родители Джеймса Хантуна выживали за счет милости родни. Они занимали ветхий дом старой плантации, прислуживали им пять негров, которые были слишком стары, чтобы кто-то захотел их купить. Уже в ранней юности Джеймсу стало понятно, что земля не прокормит его, поэтому необходимо искать себе другое занятие.

К счастью, у Хантунов все еще оставалось много друзей и знакомых. Потеря состояния в Южной Каролине совсем не обязательно влекла за собой погубленную репутацию. Это могло сделать только неприемлемое, с точки зрения общества, поведение. Поэтому Джеймс знал, кого именно нужно навещать, когда начал пробиваться в Чарльстоне. Он устроился в одну известную юридическую фирму, изучал законы и не так давно начал собственную практику в городе.

Тиллет считал большинство членов клана Хантун недостойными внимания; в то время как члены других важных семей беспокоились о будущем штата, Хантуны застряли в прошлом, постоянно жаловались и вели себя так, словно нынешних проблем вовсе не существовало. Но в Джеймсе Тиллет увидел большие задатки, хотя молодой человек и пренебрегал напряженной работой, которая иногда требовалась от адвоката. Впрочем, знакомства Хантунов в штате давали ему немалые шансы на успех.

К тому же молодому человеку нравилась политика и он был превосходным оратором. Поэтому казалось вполне разумным поставить его в один ряд с теми, кто желал видеть штат и весь регион независимыми в мире, где постоянно нарастала враждебность. Одним из таких людей был Роберт Барнвелл Ретт, влиятельный издатель газеты «Чарльстон меркури». Мать Хантуна была в родстве с Реттом благодаря браку.

Впервые Хантун увидел Эштон прошлой зимой в театре Чарльстона. Кларисса привезла дочерей в город на светский сезон, и семья выкупила ложу на спектакль с участием знаменитого актера Фредерика Стэнхоупа Хилла. Он иногда включал Чарльстон в расписание своих гастролей, как делали многие корифеи театра.

В ту же секунду, когда молодой адвокат увидел Эштон, он воспылал к ней безудержной страстью. Девушка была не только чудо как хороша, но и не по годам чувственна. Хантун послал Клариссе карточку с просьбой быть представленным их дочери, когда родители сочтут это приемлемым.

Прошел один год и несколько месяцев, прежде чем Кларисса ответила ему коротким вежливым письмом. Другие девушки в четырнадцать лет уже начинали принимать поклонников, так что они с Тиллетом не могли запретить этого старшей дочери. Но Кларисса сочла необходимым предупредить возможного жениха. «Мой муж всецело разделяет установленное в наших краях правило, – писала она, – гласящее, что имя женщины может появиться в газетах лишь дважды – когда она выходит замуж и когда умирает. Я упоминаю об этом только для того, чтобы вы понимали: любой намек на недостойное поведение он будет считать абсолютно неприемлемым».

После такого своевременного предупреждения Хантун начал свои ухаживания с традиционных подарков. Сначала это были цветы, потом лайковые перчатки и французский шоколад. Теперь он уже продвинулся настолько, что ему позволялось ненадолго оставаться с Эштон наедине, но только в доме. Свидания наедине вне дома – например, верховая прогулка без компаньонки – даже не обсуждались. Хантун изо всех сил старался обуздать свое вожделение, мечтая, что в один прекрасный день, если все пойдет как надо, это роскошное тело будет принадлежать ему.

Он был вынужден признать, что иногда Эштон пугала его. Нет, она не нарушала условностей, и все же была в ней некая дерзкая живость, не свойственная девушкам ее возраста и происхождения. Хантун восхищался ее царственными манерами, не лишенными, впрочем, надменности. И еще он восхищался богатством Тиллета Мэйна.

Остальные члены семьи не произвели на Хантуна особого впечатления. Кларисса была просто безобидной старушкой, а младшая сестра Эштон казалась до отвращения бесцветной. С Орри, этим одноруким упырем, он старался не встречаться, как и с Купером Мэйном, который ходил гоголем по Чарльстону, будто действительно имел какое-то право называться южанином. Хантун полагал, что Куперу лучше было бы вообще уехать из штата куда-нибудь подальше. Эту точку зрения вполне разделяли четверо джентльменов, с которыми он приехал в Монт-Роял этим утром. Одним из них был Ретт, владелец «Меркури».

– Подписание договора назначено на июнь, – сказал Хантун хозяину дома. – В Нэшвилле. Соберутся представители всех южных штатов, чтобы оценить предложения сенатора Клея и выработать общий ответ.

– В июне, вот как? – Тиллет почесал подбородок. – А разве к тому времени резолюцию уже не примут?

Другой гость усмехнулся:

– Это вряд ли, учитывая нынешний раскол в конгрессе.

Хантун поджал губы, неосознанно отреагировав на пристальный взгляд Орри, которого Тиллет каким-то образом уговорил присутствовать на этой встрече. Усевшись в углу и скрестив ноги, Орри всем своим видом демонстрировал недовольство, выбрав себе роль молчаливого наблюдателя.

Какого черта этот проклятый вурдалак уставился на меня? – думал Хантун. Но поскольку сказать об ухажере его сестры Орри было, как видно, нечего, адвокат решил, что такое пристальное внимание – это всего лишь следствие обычной неприязни. Причем взаимной.

– А нужна ли вообще эта встреча в Нэшвилле? – спросил Тиллет. – Вы же мне говорили, что это неофициальный съезд партии.