Дмитро Бедзык - Украденные горы [Трилогия]

Галина посмотрела на золотые часики, висевшие на длинной цепочке. До краковского поезда осталось три часа. Значит, через час надо выехать отсюда. Люди не знают этого и готовятся точно к настоящей свадьбе, каждая из соседок приносит какое-нибудь угощение из дому.

— Петруся, — шепнула она, — мне ровно через час выезжать.

Петро бросил на нее испуганный взгляд.

— Уже? А как же я? — спросил наивно, по-мальчишески.

— А ты, надеюсь, проводишь меня до станции?

— И опять на год?

— Может, и раньше, если не дойдет до войны.

— До какой войны?

— До самой настоящей, — еще тише заговорила Галина, и гостям, которые помогали хозяйке накрывать на стол, могло показаться, что невеста воркует со своим милым о делах, далеких от политики. — Дед Фецко имеет резон, Петро. Катастрофы можно ждать со дня на день. К войне готовятся. Вчера Австрия предъявила Сербии ультиматум. И такой, что Сербия почти наверняка отвергнет его. А Германия этого только и ждет. Она рвется в бой. Убийство в Сараеве лишь повод, к которому можно придраться.

В хате не слышат этой невеселой новости. Соседи озабочены, чтоб побольше разносолов поставить на стол, да не забыть про горилку, да чтоб панночка, хоть она и венка и привыкла к лучшей жизни, убедилась, что и лемки не хуже ее австрийских тирольцев.

— Ну, хозяева! — дед Фецко поднял рюмку. — За кого ж, люди добрые, выпьем? — Повернулся к Галине: — Хотели бы за вас, ясная пани, если дозволите. Потому как вы, хоть и венка, и, может, что ни день прогуливаетесь себе с нашим императором, и потому как вы, дай вам бог здоровья, прикипели сердцем к нашему профессору…

Тревожный крик с улицы («Жандармы, жандармы!») прервал речь деда. Галина поставила на стол рюмку, то же сделали гости, один дед Фецко сказал, глянув в окно:

— За такую пани, как наша гостья, стоит выпить, хоть бы тех жандармов целый полк пришел! — и опрокинул чарку.

Галина подошла к открытому окну. Сделав веселую мину, бросила музыкантам:

— Что с того, что жандармы вокруг нас вертятся? Играйте! На мое счастье сыграйте! А вы, люди, — она обвела веселым заговорщицким взглядом толпу, в которой преобладали старики и дети, — а вы, кто там из вас застоялся, ну-ка, станцуйте. Радуйтесь со мною, люди добрые!

Скрипач взмахнул смычком, провел, задавая тон, по струнам, подала тонкий голос флейта, солидно отозвался бас. Мелодия свадебной взвилась в воздух, оттуда упала людям под ноги, просыпалась мелкой дробью, загудела, засмеялась, раззадоривая к пляске. Сообразив, верно, к чему дело клонится, кое-кто из молодежи пустился в пляс.

Петро поднялся из-за стола, пробрался к открытому окну. Встал рядом с Галиной. Не думал он, что столь неожиданно закончится этот импровизированный праздник в честь ее приезда. Не за себя боялся, за судьбу Галины, — сердце сжалось, как услышал крик: «Жандармы!» «Черные когуты» втуне не приходят. Их сюда привел чей-то подлый донос. После собрания в Саноке за каждым его шагом следят невидимые враждебные глаза. Войт, сельские богатеи, возможно, и дети-школьники наблюдают за ним. Да и поп Семенчук стал косо поглядывать после собрания в Саноке.

Не спуская глаз с танцоров, сказал, понизив голос:

— Я скажу извозчику, чтобы готовил фиакр. Кони у него добрые!

— Неужели австрийские жандармы умнее наших? — спросила она с лукавой усмешкой. — Я, Петро, верю в свою удачливость.

Наконец жандармы с черными перьями на касках и поблескивающими штыками на карабинах вынырнули из-за густо разросшихся деревьев справа от окна. Их было двое. Впереди шел штатский, его высокая фигура с чуть склоненной набок головой показалась Юрковичу знакомой.

Еще десять шагов — и худощавое, с черными глазами, усталое лицо улыбнулось ему.

— Галина, — шепнул пораженный Петро, — моего друга ведут.

А тот, словно почувствовав, что речь о нем, снял с головы шляпу и, посмеиваясь, крикнул:

— О-го-го, Петруня, здорово! Принимай гостей!

Музыка оборвалась. После громкой мелодии во дворе установилась такая тишина, что слышно было, как потрескивает и ломается под жандармскими сапогами пересохшая на солнце трава.

— Здравствуйте, хозяева! — приветствовал Щерба притихших от неожиданности людей, расступившихся перед ним. — Вот мы и встретились. Но теперь уже, — кивнул он на жандармов позади себя, — при полном его императорского величества параде.

Люди, знавшие Щербу еще с тех пор, как он стал наезжать к их профессору в Синяву, поощренные его улыбкой, ответили не менее доброжелательным «Здравствуйте», но невесело, без улыбки.

Щерба подошел поближе к открытому окну.

— Свадьбу, что ли, справляешь? — спросил он, одновременно отвесив почтительный поклон панночке.

— Пока еще не свадьбу, а обручение, — ответил Петро громко, чтобы слышали жандармы, все теперь зависит от того, какое впечатление произведет эта сцена на императорских слуг. — Прошу, Михайло, знакомься, — показал он на девушку. — Моя невеста. На короткое время прибыла из Вены. Галина фон Батен. Я тебе, кажется, рассказывал о ней…

— Да-да, припоминаю. — Щерба понял игру и старался не испортить ее нечаянно вырвавшимся неосторожным словом. — Из самой Вены, говоришь? Так, выходит, твоя невеста видела августейшего нашего императора?

— Что видела! — с деланным восторгом воскликнул Юркович. — Она живет напротив императорского дворца. — Панна Галина, — обратился он к ней по-немецки, — господин Щерба интересуется, бывала ли уважаемая панна Талиночка на императорских балах?

— Само собой разумеется, — сказала она.

Произвела ли впечатление теплая улыбка Галины, с которой она заговорила на языке самого императора, или ее красота, но только оба жандарма разом подтянулись, когда же прекрасная панночка принялась рассказывать, что чуть ли не ежедневно видит августейшего и даже имела честь видеть, как из Сараева привезли тело убитого сербами престолонаследника Франца-Фердинанда, оба жандарма отдали честь и щелкнули каблуками так лихо, что затряслись черные перья на их касках.

— Что ж, господа, — сказал Щерба, повернувшись к своим конвойным, — мы не зря сюда завернули. Поговорили с венской пани, а на столе, прошу взглянуть, полно всякой снеди и непочатые бутылки с шнапсом…

Петро стал приглашать жандармов в дом, а увидев войта, как раз подошедшего к крыльцу, выскочил во двор, чтобы позвать и его. Непрошеные гости согласились выпить по стаканчику оковиты [21] Оковита — водка лучшего сорта. . А известно, где стаканчик, там будет и бутылка, рассчитывал каждый про себя, заходя в дом.

Пока в хате рассаживали императорских слуг, а Галина рисовала перед ними заманчивые картины последнего бала, на котором она имела честь танцевать в паре с покойным кронпринцем Францем-Фердинандом, Михайло Щерба шепнул Петру на другой половине хаты: