Георгий Степанов - Закат в крови [Роман]

Ленин предложил сесть, сел сам и положил часы на стол.

— Изложите вкратце соображения, в силу которых считаете приказ Совнаркома о затоплении флота противоречащим интересам республики.

Леонид Иванович четко и быстро выложил свои доводы и добавил:

— В телеграммах Совнаркома не обрисована политическая обстановка, не объяснено, почему вдруг так экстренно необходимо затопить эскадру. Нам многое непонятно. Если опасаемся немцев, то после взятия Ростова они остановились, дальше не идут. Если сунутся на Кубань через Батайск, войска Кубано- Черноморской республики снова дадут им отпор. Со стороны Керчи они тоже не угрожают. Даже имелись сведения, часть их войск оттуда ушла.

— А куда ушла? — быстро спросил Владимир Ильич.

— Вот это нам в Екатеринодаре пока неизвестно, — признался Леонид Иванович. — Но для защиты Новороссийска с суши Автономов может в любой момент, хотя бы даже сегодня, направить тысяч двадцать войск, имеющихся в его резерве. Он недавно ездил в Новороссийск и об этом сообщил командующему эскадрой адмиралу Саблину. Словом, из местной обстановки не вытекает тяжелой необходимости топить корабли.

— Так вот, немецкое командование перебросило из Керчи войска не куда-нибудь, а на Тамань, и они теперь уже на территории Кубани, — сообщил Владимир Ильич.

— Эскадра во главе с Саблиным и капитаном первого ранга Тихменевым поможет защищать Новороссийск…

— Э, батенька, вы мало знаете царских адмиралов, — сказал Ленин. — Где гарантия, что они не уведут корабли к немцам и не распустят их боевой состав, когда германское командование двинет с Тамани свои дивизии на Новороссийск? Да если эскадра и завяжет бой с немецкой артиллерией, то, спасаясь от расстрела, корабли должны будут уйти из порта. А куда они уйдут?

Ленин встал с кресла, подошел к большой карте, висящей на стене. Его рука скользнула по извилистой линии Черноморского побережья.

— Куда флот может уйти в случае захвата немцами Новороссийска? — повторил он свой вопрос. — Военные суда Турции, союзницы Германии, стали распространяться от Батума и Поти до Сочи. Меньшевистское правительство Грузии встречает их цветами и приветственными речами. В наших руках остается лишь Туапсе. Но в этот порт не могут войти большие суда… Значит, эскадра так или иначе обречена на гибель. Корабли погибнут, и вместе с ними несколько тысяч боевых русских матросов и офицеров. У немцев в Черном море уже немало подводных лодок и гидропланов. Они их направят на истребление русской эскадры. — Владимир Ильич вернулся за стол и сел в кресло. — Германия уже предъявила Совнаркому ультиматум о переводе всего Черноморского флота в Севастополь, занятый немецкими силами, с тем чтобы все суда были ими интернированы. Последний срок выполнения требования назначили на шестнадцатое июня, сейчас продолжили до девятнадцатого июня… Если не будет выполнен ультиматум, то Германия продолжит наступление. И, конечно, захватит не только Новороссийск, но и всю Кубань, и оттуда так же, как с Украины, вывезет весь хлеб. В силу этого Совнарком предписывает уничтожить боевые корабли. Кубанская партийная организация должна помочь комиссару флота Авилову-Глебову и члену морской коллегии Вахрамееву, откомандированному в Новороссийск, выполнить это предписание.

— Команды кораблей эскадры настроены против этого, Владимир Ильич, — пытался использовать новый аргумент Первоцвет. — Выбросят за борт в море Авилова-Глебова, Вахромеева и всех кубанских товарищей, агитирующих за потопление, но не взорвут свои корабли. Матросы перестали есть, пить, спать, круглые сутки митингуют, голосуют… С этим мы не можем не считаться. — Леонид Иванович придвинул кресло к столу и горячо продолжал: — Трудовое население города Новороссийска видит в революционных матросах своих верных защитников. До прихода эскадры анархиствующие молодчики учиняли немало безобразий в городе. Из Крыма прибыл транспорт «Евфрат» и на нем полторы тысячи анархистов. Этот громадный отряд буквально терроризировал население. Но моряки помогли установить революционный порядок в городе, разоружили анархистов, разгрузили «Евфрат», отобрали у бандитов ценности и сдали их органам власти. Кубано-Черноморская республика решила не пускать немцев на Кубань и надеется, что эскадра поддержит нас.

Все это Ленин выслушал сосредоточенно, как показалось Леониду Ивановичу, с явным интересом и как будто даже сочувственно, только правый глаз его загадочно щурился.

— Значит, руководители Кубано-Черноморской республики приказ о потоплении эскадры расценивают как антиреволюционный и преступный? — раздельно и четко спросил Ленин, грассируя больше, чем обычно.

Только теперь Первоцвет заметил, что в сощуренных глазах Ленина сверкнули молнии.

— Вы вообразили, будто двадцатью тысячами войск Автономова отстоите Новороссийск и спасете флот. Вам наплевать, что Германия двинет свои железные дивизии на Москву и Питер и раздавит неокрепшую Советскую власть. — Голос Ленина зазвучал металлически резко. — Только близорукие, ничего дальше собственного носа не видящие политические деятели, у которых от успехов местного характера началось головокружение, могут сейчас цепляться за малое, теряя все — и Советскую Россию, и жизнь всей революции.

Леонид Иванович, стараясь скрыть свой конфуз и смущение, растерянно и необдуманно бросил:

— Надо драться с немцами всеми силами, без боя не уступать им ни пяди…

— Вот-вот, знакомые фразы! — даже оживился Ленин. — Мы вдоволь их наслышались во время брестских дебатов. «Драться всеми силами». Но укажите: где эти силы? Где реальные боевые силы, способные на тысячеверстном фронте занять позиции и защитить не только Батайск, Новороссийск, но и Москву, Питер, Тулу, Орел, Нижний, всю Советскую Республику?

Леонид Иванович опустил голову, чувствуя, как остро пылает, чуть ли не горит его лицо. В самом деле, разве не разумнее бросить за борт долю груза, нежели дать утонуть всему кораблю? И Ильич вынужден втолковывать многим эту бесспорную истину!

— Для того чтобы драться, да еще всеми силами, — неумолимо продолжал Ленин, — надо отмобилизоваться и укрепиться. А для этого необходимы время и мир. Да, во что бы то ни стало мир, пусть даже самый похабный, но мир! Ту Россию, которая освободилась, выстрадала свою Советскую власть, мы обязаны спасти от уничтожения — в этом сейчас главное.

Леонид Иванович глядел на брови Ленина, решительно сдвинутые над переносицей, на подвижное лицо и сокрушался в раздражении на самого себя: «С екатеринодарской колокольни видна лишь Кубань, все остальное оказалось вне поля зрения». А отсюда, с кремлевской горы, даже ему, Первоцвету, неожиданно открылись все огромные дали.