Георгий Степанов - Закат в крови [Роман]

Ленин, очевидно почувствовав перемену настроения собеседника, вдруг умолк, придвинул к себе папку с бумагами и забарабанил пальцами по столу.

Леонид Иванович взглянул на его крупную голову, склоненную набок, и с радостью отметил про себя: «А ведь Ильич со времени шушенской ссылки тоже почти не изменился. Он все такой же плотный, движения ловки и легки, только волевое начало, пожалуй, сейчас резче обозначается в нем».

Но вот Ленин выпрямился в кресле, пальцы сунул в проймы жилета.

— Вы что, товарищ Первоцвет, как будто чем-то обескуражены? Или еще хотите спорить и что-то доказывать Председателю Совнаркома? — Он заразительно засмеялся, словно перед этим и не было разговора.

— Нет, Владимир Ильич, мой кубано-черноморский запал оказался глубоко ошибочным, не стоящим того, чтобы его отстаивать. — Леонид Иванович поднялся с кресла. — После беседы с вами я стал видеть и отдаленные вехи. Мне стало ясно: надо уметь выделять главное и биться за него.

— Гм-м! Вот это верно! — Глубоко сидящие, небольшие, изумительно внимательные глаза Ленина вновь чуть-чуть сощурились, и Леонид Иванович увидел, как их живой блеск придал всему лицу Ильича особую выразительность. — Значит, приказ Совнаркома будет выполнен?

— Да! — коротко подтвердил Леонид Иванович. — Сделаем все возможное.

— Хорошо! — Ленин одобрительно кивнул. — В Екатеринодаре вам следует опубликовать предписание Совнаркома о переводе эскадры в Севастополь, как требуют немцы, а до матросов и офицеров довести наше требование — уничтожить корабли. Придется выдержать не одну словесную баталию. Но нам известно, что немало моряков-коммунистов понимают эту вынужденную необходимость. Опирайтесь на них. Вы должны помнить, что гигантская стихия революции обязана неукоснительно и неуклонно подчиняться партийному рулю… Когда флот само- уничтожится, не пойдет в Севастополь, Совнарком будет иметь основания сказать германскому командованию, что эскадра не подчинилась ему. Выезжайте немедленно, желаю вам успеха.

Ленин вышел из-за стола и, провожая Леонида Ивановича, успел еще спросить о делах и настроениях екатеринодарских большевиков.

Леонид Иванович встречал на своем веку немало умных людей, способных быть глубоко внимательными, тонко и быстро улавливать связь общего с частным, но Владимир Ильич в этом отношении далеко превосходил всех, ибо, как никто другой, точно схватывал суть даже самого сложного явления.

И сейчас, выслушав Первоцвета, сказал:

— Прежде всего очищайте руководящие органы Кубано- Черноморской республики от эсеров, меньшевиков и других политических пройдох и авантюристов.

В самом скором времени Леонид Иванович убедился, что это пожелание Ленина било в самую точку.

Адмирал Саблин и капитан первого ранга Тихменев давно уже намеревались найти для эскадры, которой они командовали, нового хозяина.

Им было известно, что атаман Краснов укрепился под защитой немецких штыков в Новочеркасске и содействует в наращивании сил Добровольческой армии. Чтобы связаться с атаманом, Саблин и Тихменев втайне от комиссара флота Авилова-Глебова отправили на Дон на вооруженной шхуне преданного им офицера мичмана Полякова.

Шхуна неприметно, в предрассветный час, выскользнула из Новороссийского порта и через Керченский пролив и Азовское море добралась до Таганрога, занятого немцами, немедленно пропустившими Полякова в Новочеркасск.

Краснов и ставший председателем Донского правительства Богаевский радушно приняли посланца адмирала Саблина, выслушали его доклад и предложили:

— Пусть эскадра немедля идет в Севастополь и сдается немецкому командованию, а с ним мы договоримся. Если не все, то хотя бы часть военных кораблей оно даст нам использовать для борьбы с большевиками.

Боясь, что мичман Поляков не сумеет морем благополучно возвратиться, Богаевский послал в Новороссийск еще девушку- гимназистку, артистически умевшую разыгрывать из себя наивно-невинного подростка. Эта гимназистка, высаженная на шхуне в Ахтарях, на другой же день оказалась на месте и связалась с Тихменевым. (Саблин для отвода глаз в это время выехал в Москву.)

Тихменев спешно отдал приказ кораблям выйти в Севастополь. Однако его преступные расчеты оправдались не полностью: большинство экипажей не подчинились приказу, и за Тихменевым 17 июня пошла меньшая часть эскадры, сданная потом германскому командованию, — линкор «Воля», вспомогательный крейсер, шесть эсминцев и несколько сторожевых катеров.

Леонид Иванович, как ни спешил, смог добраться до Новороссийска только в день, когда корабли уже покинули порт, и был тяжко огорчен, что не смог принять участия в разоблачении предательского замысла контрреволюционных офицеров. О своей встрече с Лениным и его наказе он без промедления рассказал руководству партийной организации Новороссийска, Авилову-Глебову и Вахрамееву и вместе с ними успел побывать на митингах команд.

На 18 июня было назначено затопление оставшихся кораблей. Исполнение этого сурового революционного долга возлагалось на эсминец «Керчь», которым командовал офицер Кукель.

Во второй половине дня, находясь в гавани среди обнаживших головы моряков, Леонид Иванович своими глазами видел, как после взрывов торпед, посланных с «Керчи», один за другим шли ко дну боевые корабли. Над каждым из них реял сигнал: «Погибаю, но не сдаюсь». Последним, после нескольких торпедных залпов, скрылся в волнах рейда линкор «Свободная Россия».

Выполнив приказ, эсминец «Керчь» ушел в Туапсе и был затоплен там своим экипажем, пославшим с борта радиограмму: «Всем. Всем. Погиб, уничтожив те корабли Черноморского флота, которые предпочли гибель позорной сдаче Германии».

Автономов, когда Первоцвет возвратился в Екатеринодар, не пожелал с ним даже встретиться.

В екатеринодарском Зимнем театре открылся чрезвычайный съезд Советов Кубано-Черноморской республики.

На съезд в сопровождении собственного конвоя приехал из Тихорецкой Автономов.

На трибуне съезда один за другим сменялись ораторы. Все они горячо говорили о необходимости усилить борьбу с контрреволюцией и анархией. Делегаты от фронта решительно настаивали на том, чтобы съезд немедленно положил конец разногласиям, начавшимся между главкомом Автономовым и Чрезвычайным штабом обороны.

Часа через два после открытия съезда в президиуме появился черноволосый, смуглый, горбоносый грузин в белоснежной рубахе с высоким воротом, подпоясанной тонким ремешком.

Энергичный, подвижной, он, улыбаясь в черные пышные усы, быстро и крепко пожал руки членам президиума, уселся между председателем ЦИК республики Рубиным и председателем Совнаркома республики Яном Полуяном.