Георгий Степанов - Закат в крови [Роман]

— Гла-ша-а! — закричал он, выбежав за калитку.

Но на безлюдной улице никого не было.

Он помчался по Штабной в сторону Красной. Не провалилась же Глаша сквозь землю!.. Возможно, свернула на Посполитакинскую или Рашпилевскую?

Он добежал до угла Рашпилевской улицы. Мимо проскакал на вороной взмыленной лошади казак в бурке.

Рашпилевская была пустынна. Ивлев остановился.

«А может быть, она пошла к Кубани?» Он зашагал назад. Быстро дошел до монастырского подворья. Вдали мутно поблескивала Кубань. Глаши не было. Продолжать искать ее — значит отстать от добровольческих батальонов, обмануть Однойко, который, поди, уже давно ждет у гостиницы «Лондон».

Наконец пришла утешительная мысль, что, быть может, корниловцы, находящиеся где-то совсем близко, завтра-послезавтра соединятся с филимоновцами и вернут Екатеринодар. А вместе с ним — и Глашу!..

Ивлев побежал вверх по Штабной в сторону Красной.

До вечера было еще далеко, а город уже погрузился в нечто серое, мглистое. Тяжелые облака заволокли небо. Они, точно льдины, плыли с севера. Ветер вздымал с мостовых сор и пыль. Деревья гнулись долу. Сильный, смятенно-встревоженный шум ветра навевал жуть. Обыватели наглухо закрывали ставнями окна, запирали калитки и ворота.

Ивлев, не заходя домой (с родителями он простился до встречи с Глашей), направился в гостиницу «Лондон».

А вдруг с приходом красногвардейских отрядов Глаша и Леонид Иванович станут делить весь мир на своих и не своих и он, Ивлев, сделается для Глаши чужим?.. Эта мысль еще более обострила горечь.

Двадцать шесть лет, по сути дела, не знал он Глаши и жил не тужа. Почему же теперь все так убийственно без нее? Или в самом деле нет никого лучше и дороже Глаши?!..

У входа в гостиницу «Лондон» уже не стояли часовые, и только в вестибюле Ивлев наткнулся на толстого носатого армянина — владельца гостиницы.

— Значит, не совсэм ушли! — засуетился тот. — А что делать бэдному Карапету: три номера завалено револьвертами… — Двойной подбородок толстяка трясся, как студень. — Пожалуйста, забэрите… не оставляйте пистолетов. Нельзя оставлять…

В вестибюль вбежал Однойко:

— Черт знает что! Я уже больше часу жду тебя. Все давно ушли. Этак мы угодим как кур в ощип. Пошли скорей! Кони за углом…

И не успел армянин охнуть, как Однойко вывел Ивлева из вестибюля.

— Сегодня ночью кто-то кокнул сотника Терещенко у вокзала, — впопыхах рассказывал Однойко. — В атаманской конюшне осталась его кобылица. Вот я и прихватил ее для тебя. Отличная лошадь!

Кобылица стояла привязанная к трамвайному столбу рядом с серым конем Однойко. Она действительно оказалась отличной лошадью гнедой масти, с густой рыжей гривой.

— Ну, помчались! — Однойко вскочил на своего коня. — Филимонов уже давно за Кубанью.

— А мы куда? — с тоской спросил Ивлев.

— Тоже в аул Тахтамукай!

Трамваи перестали ходить. Все магазины закрылись. Публика исчезла с Красной, и только кое-где у ворот дворники, кухарки чего-то с нетерпением поджидали. Глядя на Ивлева и Однойко, ехавших рысью, они говорили:

— Видать, отставшие…

— Но мы будем не последними, — сказал Однойко. — Немало офицеров еще сегодня утром пошло в отпуск, и уже дома или в гостях они узнавали о приказе Покровского. Есть, вероятно, и такие, которые и по сию пору ничего не знают…

Ивлев, думая о Глаше, спросил:

— Когда же был отдан приказ об оставлении города?

— Сегодня в полдень. Поэтому для многих это полная неожиданность.

— Ну а что же Эрдели?

— Филимонов не послушал его и подписал приказ. Решено ждать Корнилова за Кубанью.

— Это же вопиющий идиотизм! — возмутился Ивлев. — Оставить город, богатый складами провианта, арсеналом, и бежать за Кубань… И это в ту пору, когда Корнилов идет сюда!

Однойко удрученно опустил голову.

— Когда мы восемнадцать дней тому назад оставляли Ростов, то у нас впереди был Екатеринодар. А теперь что? — Ивлев выругался. — Остолопы! Кретины!.. Сейчас и у кубанцев, и у корниловцев ничего, кроме цепи Кавказских гор… Совершенно непроходимой в зимнее время!

У Екатерининского сквера Ивлев и Однойко нагнали кавалерийскую колонну офицеров. Колонна, состоявшая примерно из двухсот всадников, шла почему-то в сторону Дубинки.

— Куда вы? — спросил Однойко у штабс-капитана, замыкавшего колонну.

— Присоединяйтесь, господа! Мы в Туапсе. Командует нами полковник Кузнецов.

— Значит, отряд кубанцев распадается на части, — констатировал Ивлев.

— Да, дела-а, — невесело согласился Однойко.

И повернул на новороссийскую дорогу, огибающую городской сад. Гнедая последовала за серым конем Однойко.

Городской сад сейчас, в сумерках, поражал убогостью зимней наготы. Вчера тут пахло апрелем. В спокойном небе блаженно лежали облака, легкие, почти прозрачные. А сегодня сильный ветер гудел меж осин, тополей, каштанов, раскачивая стволы и трепля голые ветки. Над садом, низко клубясь, ползли сизые холодные облака.

У моста через Кубань происходило столпотворение. Повозки разом по две, по три в ряд рвались вперед и на узком мосту застревали. Кони, подхлестываемые возницами, становились на дыбы. Ломались дышла, рвались постромки. Раздавалась лихая перебранка…

В квартире Леонида Ивановича собрались члены екатеринодарского большевистского подполья.

Паша Руднякова, стоя у окна, говорила:

— Мешкать нельзя. Покровский, уходя за Кубань, выпустил из тюрьмы уголовников, они вот-вот пойдут шастать по городу. Я предлагаю организовать милицейские дружины.

— Товарищи, нельзя забывать о револьверах, оставленных в гостинице «Лондон», — сказал Прокофьев. — Кто-то сейчас должен отправиться туда…

Леонид Иванович, пожалуй, как никто здесь другой, понимал, что значит установить новую власть в большом городе…

— Надо немедленно занять оставленный Филимоновым атаманский дворец, повесить красный флаг и приступить к организации Советской власти! — после сосредоточенного раздумья сказал он.

— Правильно! — энергично поддержала его Руднякова. — Но, товарищи, нас в нашей организации сейчас очень мало. Ян Полуян в Армавире, Голиков — в Крымской, Асаульченко, Лиманский, Карякин и еще несколько товарищей взяты Покровским в качестве заложников…

— И все равно, — перебил Леонид Иванович, — мы обязаны организовать в городе строгий революционный порядок, не допустить никаких кровавых эксцессов! Иначе за Покровским и Филимоновым потянутся новые силы…

Слушая Леонида Ивановича, Глаша думала: «Если бы в самом деле удалось сразу установить в городе настоящий порядок, может быть, тогда и Ивлев вернулся бы…»