Александр Филимонов - Битва на Калке. Пока летит стрела

Ярослав почувствовал, что ему скучно орать на дворовых. Всё это было не то. Не того душа просила. Он махнул рукой и угрюмо уставился на управителя, который всё стоял рядом и искательно заглядывал князюшке своему в личико.

— Ну, что смотришь? Спросить боишься? — буркнул Ярослав. — Побили меня. Всех нас побили, старый. Еле я жив ушёл. А что с братьями — не знаю. Может, и в живых их уж нет.

Он осёкся, увидев, что по морщинистому лицу старика текут слёзы. Горе его было неподдельным, и Ярослав подумал, что Душило, наверное, единственный, кто ему сочувствует. Остальные злорадствуют. Или ещё хуже — ненавидят.

— Вот так, старый. Много нас было, сам знаешь, а побили всех. Тесть мой, князь Мстислав. А дружина моя меня бросила...

— Как же это, князюшка? — жалобно спросил старик.

— Что же теперь будет?

— Известно что, — сказал Ярослав. — Тестя моего ждать будем. Он, поди, не задержится. Вот придёт сюда и решит, что делать.

И, произнеся это, Ярослав понял, что сказал, сам того не желая, чистую правду. Ничего другого ему не оставалось, как тихо сидеть в Переяславле и ждать решения своей участи. Ничего другого! Он не мог собрать войска, чтобы продолжить войну или хотя бы пригрозить союзным князьям и не пустить их в свои владения. Он не мог сейчас никуда уехать — ни один удел, ни один родственник не принял бы его. Из уважения к Мстиславу Мстиславичу. Из страха перед Мстиславом Удалым. Из презрения к нему самому, князю Ярославу.

Самым лучшим было бы — погибнуть там, на Липице. Но тогда, среди кровавой бойни, среди тысяч мёртвых тел, ему погибать не захотелось. Ах, как захотелось жить, именно тогда!

— Всё бы ничего, старый, — начал объяснять Ярослав старику, который, плача, смотрел на него в каком-то ожидании. — Мы бы их переломили. Нас-то с братьями больше было, и стояли мы лучше. Да чёрт нанёс новгородцев! Как набежали они — босые, страшные! Не зря я их, видно, прижимал! — Ярослав потряс кулаком. — Ух, как ненавижу сукиных детей этих!

Он снова ощутил прилив злобы.

— Что делать станем, спрашиваешь? Я скажу, что делать! Беги-ка ты в город да приведи мне тысяцкого! И людей собери, какие остались. Стражу всю с ворот всех снять — и сюда. Я ждать буду.

Управляющий убежал.

Ярослав вышел во двор, показалось, что в помещении душно. Мёртвая разрубленная туша коня всё ещё не была убрана — возле неё суетились несколько человек. Обвязывали верёвками, чтобы отволочь куда-нибудь. Завидев князя, вышедшего на крыльцо, посмотрели на него разом и бросили работу. Застыли, не шевелились, будто боялись, что он сейчас и с ними вот так, как с конём. Ярослав плюнул, сошёл с крыльца и зашагал куда-то, всё равно куда, лишь бы подальше от этих дураков, а то и в самом деле руки чешутся — может дойти до греха.

Так он и ходил по двору, убивая время, пока не начали собираться те, за кем послал, оружные люди, собранные со всего города — все, кто по каким-либо причинам остался дома и на войну не пошёл: по возрасту по болезни, очень немногие по семейным причинам — жена умерла или ещё что.

Всех набралось от силы человек пятьдесят. «Вот и всё моё войско нынче, — подумал Ярослав, — вся дружина моя. Ну ничего, кое-кто за это заплатит!»

Ратники, входя во двор, приветствовали князя, но ни о чём не расспрашивали — видно было, что обо всём уже знают. Ну и хорошо. Меньше разговоров. Правда, некоторые поглядывали на Ярослава с удивлением: вечер на дворе, зачем князь их собирает? Неужели погонит куда-то? Не довоевал?

Одним из последних пришёл переяславский тысяцкий Петрил Степанкович. Мужчина он был дородный, двигался вальяжно, и выражение неумелой детской скорби на лице как-то не вязалось с его обликом. Подойдя, молча поклонился. Ничего не стал говорить, ждал, каковы будут приказания.

— А скажи-ка мне, Петрил-тысяцкий, — не отвечая на приветствие, произнёс вкрадчиво Ярослав, — много ли у тебя новгородских торговых людей содержится?

Он имел в виду тех купцов, которых задерживал в Торжке и отсылал сюда. Ну и тех, кого, уходя из Торжка, велел оковать цепями и гнать в Переяславль! Все эти купцы со своим непроданным товаром находились под присмотром тысяцкого, и он нёс за них перед князем ответственность.

Петрил Степанкович вздрогнул. Ему стало страшно от догадки, которая сразу возникла после того, как он услышал звук Ярославова голоса. Ничего хорошего обычно такой голос князя не предвещал.

Да, тысяцкий присматривал за торговыми людьми, выполняя приказ своего князя. Мало ли, как могли навредить Ярославу эти купцы. Петрил отвечал за их размещение, прокорм и не позволял им выходить из города, вот и всё. Купцы были им поимённо переписаны, товары их размещены на складах и учтены. Можно было относиться к ним, как к некой скотине, которую хозяин держит и кормит по своей неизвестной прихоти, не имея с этой скотины ни шерсти, ни молока, ни сала. Видя бессмысленность содержания купцов в городе, тысяцкий был уверен, что князю вскоре надоест это. И он, как часто бывало, отдаст приказ совсем противоположный: чтобы духу их в Переяславле не было! И тогда Петрил выдаст им товары по списку и выпроводит.

Со временем Петрилу-тысяцкому стало ясно, почему Ярослав так поступает: хочет задушить Новгород! Ну хочет, и ладно, это дело княжеское. Одно понятно: кормить торговых людей придётся ещё долго. Да к тому же и отвечай, если сбежит который. Обуза! Лучше всего установить по отношению к купцам строгость, как к обычным пленникам, решил тысяцкий. Так с ними хлопот будет меньше.

Но всё получилось не так, как он хотел. Имея по службе частые общения с задержанными гостями, он понемногу стал испытывать ко многим из них тёплые, едва не дружеские чувства.

Купцы были любопытный народ! То, что Петрил Степанкович поначалу принимал за простую наглость, порождённую их невежеством, на самом деле оказалось душевной свободой. Они были вольные люди, словно никогда не знавшие над собою тяжёлой и суровой княжеской власти!

Петрил слышал раньше, что в Новгороде своём они живут без законов, даже присловье о них такое ходило: живут по обычаю сукиных детей. Оказалось, всё не так! Купцы много рассказывали ему про свой древний город, про свои вольности, про торговлю с заморскими странами. Про то, как сами выбирают себе князей на стол, а буде князь начнёт шалить — выгоняют его вон! Петрилу и подумать о таком было страшно. А им — хоть бы что.

А как много они видали на своём веку! От них услышал Петрил про далёкие страны, про чужие земли, населённые диковинными народами. Услышал про то, как среди племён, живущих в глухих северных лесах, есть такие колдуны, что мёртвого могут оживить, и он ходит — сами видели. А на юге, за половецкими степями, в тёплых краях, где зимы отродясь не бывает, живут люди, которые даже летать умеют, правда, невысоко.