Александр Филимонов - Битва на Калке. Пока летит стрела

Второй конь начал выбиваться из сил, едва лишь Юрий приноровился к его ходу — левый повод ему надо было держать короче, чем правый, он тогда бежал ровно. А издох на ходу, с князем не посчитавшись. Подломил передние ноги — и Юрию Всеволодовичу пришлось прыгать и немного пробежаться на раскоряченных ногах, а то бы на брюхе проехался. И такая обида вдруг поднялась на этого коня, что подбежал и пнул животное по морде сапогом несколько раз.

Когда немножко отошёл, огляделся и заметил, что попутчики бросили его, оставив, правда, третьего коня. Наверное, испугались, что разгневанный князь вот так же и на них, бежавших с поля ратниках, может сорвать своё раздражение. Очень даже возможное дело. Доберутся до Владимира, тут-то великий князь перед всем народом и укажет на них пальцем: вот, мол, виновники позора моего и вашего! Лучше скрыться подальше от греха.

Впрочем, Юрий Всеволодович сразу забыл о бросивших его на полдороге людях. Третий конь оказался без седла и тоже, как и беглецы, был напуган вспышкой княжеского гнева. Пришлось за ним побегать, поуговаривать дрожащим от скрытой ненависти голосом, прежде чем тот позволил себя поймать.

Рассёдлывать дохлого коня не было ни времени, ни сил. Снял Юрий Всеволодович с себя железный нагрудник, поножи, тяжёлый пояс — забросил всё в кусты. Шлема на голове уж давно не было, потерял где-то. Ничего — коню легче будет, этот конь последний, другого не найти. Снял кафтан фрязевского [8] Фрезевский (фряжский) — относящийся к фрягам, в широком смысле — к иностранцам. Фряги ( устар .) — старинное наименование итальянцев или вообще чужестранцев. алого сукна, набросил на испуганного жеребца: седло не седло, а что-то вроде потника получилось. Намучился, пока на коня влез, — ни стремени, ни слуги, который животное подержал бы. Перед тем как поехать дальше, подумал, что надо бы заметить место, куда бросил доспех, а будет случай — вернуться и подобрать. И опять расстроился до невозможности — не будет такого случая! Не железо пропало, вся жизнь пропала!

И уж совсем вышел из себя Юрий Всеволодович, когда возле Боголюбова встретился ему по дороге обоз. Это по его приказу везли возчики пиво и мёд к Липице! Позавчера, во время пира, он, пьяный, послал в Боголюбове за хмельными напитками — войско своё угощать после сражения. И вот — на тебе! — и сражение проиграно, и войска того нет, а эти дурни тащатся себе полегоньку, мирно беседуют о чём-то и, уж конечно, то, что везут — за время пути не раз попробовали! То-то выпучили глаза, когда налетел на них великий князь на неосёдланном коне, без шапки, в исподней сорочке, без оружия и свиты! Он, наверное, страшен был — рассыпались возчики с дороги в разные стороны, как мелкая рыбёшка спасается от проплывающей мимо щуки. А он погнал коня дальше.

Боголюбове проскочил, не заезжая. Потом уж пожалел: надо было сделать крюк, заехать, переодеться, коня сменить. Но поздно стало возвращаться — завиднелись впереди знакомые купола владимирских церквей, отсвечивающие красным золотом заходящего солнца. И невыносимо потянуло домой.

Стража его на воротах не узнала, приняла за простолюдина, который привёз долгожданную весть о победе. Махали руками приветственно, а потом, конечно, остолбенели, даже на колени попадать не догадались. А заметили Юрия Всеволодовича издалека, и какой-то дурень распорядился в надвратный колокол радостно звонить — и по всему городу стали отзываться, славить победу владимирского оружия. Такое получилось унижение: над всем городом весёлый перезвон, а великий князь, раздетый и растрёпанный, ездит на взмыленном коне вдоль стен и кричит: «Укрепляйте город! Укрепляйте город!» На стенах суматоха, беготня, вопли жалобные, плач. Никого же не осталось в городе, кроме стариков немощных, монахов, ребятишек да баб. И все на стенах сидят целый день, ждут своих родных назад с победой и добычей воинской.

Ещё стыда хватил полной мерой, когда по городским улицам ехал к верхнему городу — во дворец. А дома жена, княгиня Агафья, едва увидев, заголосила, словно по мёртвому. Он даже подумал, оторопело глядя на жену: а может, и вправду я уже умер? Потому что живому вынести такой позор просто невозможно.

Но родные стены помогли, привели в чувство. Распорядился: у ворот стражу выставить усиленную, на ночь ворота не запирать, всех уцелевших, что вернутся с поля сражения, — пускать. Городу понадобятся защитники! Бирючей [9] Бирюч — в русском государстве до начала XVIII в. вестник, глашатай. пустить по улицам, объявлять приказ великого князя: пусть те, кто может держать оружие, вооружаются и идут на стены. И — молебен, в каждой церкви молебен о спасении города, о даровании победы над врагом.

Чтобы заснуть этой ночью, пришлось крепко выпить. А всё равно полночи не спал — мучился. То себя было нестерпимо жаль, то брата Ярослава принимался ненавидеть, всю вину за то, что случилось, на него перекладывать. Это помогало слабо. Чувствовал, что сам во всём был виноват.

Утром вскочил: собирать народ! Вече созывать, советоваться, как быть дальше. Ещё можно помочь беде. Собрать военную силу. Ударить неожиданно на врага, который победой своей упивается, ниоткуда удара не ожидает.

Вече собралось — и тогда великому князю стало окончательно ясно, что никакой военной силы собрать не удастся. Из стариков и монахов не составишь полк.

Всё же он ещё пытался управлять ходом событий.

— Владимирцы! — кричал он. — Братья! Враги наши близко! Затворимся в городе, станем отбиваться!

Юрию Всеволодовичу уже доложили, что за ночь в город вернулось довольно много народу, уцелевшего на Липице. Почти все приходили раненные, и ни у кого с собою не было мало-мальски приличного оружия. И на вече никто из этих ратников не пришёл.

— С кем будем отбиваться, князь? — отвечали ему из толпы, словно равному. — С кем затворимся? Наши все побиты — не знаешь ты этого? А кто прибежал — те больные да безоружные. Кому воевать? Детишкам малым?

Никогда ещё с ним так не говорили. Какую-нибудь неделю назад не эти ли самые люди славили его, своего князя? Всё кончилось.

— Знаю, братья, всё знаю, — пришлось отвечать им, сдерживая гнев. — Не можете биться — ладно. Об одном только прошу вас! Не выдавайте меня! Я вам зла не делал! Не выдавайте ни князю Мстиславу, ни брату моему, князю Константину!

Толпа пошумела, погудела, потом раздалось несколько голосов с разных концов её:

— Ладно! Не бойся, князь, не выдадим!

— Заступимся за тебя! Константин нас послушает!

— Константина попросим!

Вот оно как. За ночь, оказывается, владимирцы успели себе нового великого князя избрать. Ну что ж — всё правильно.

— Спасибо вам, братья! — Пришлось поклониться вечу, раз заступиться обещали. — А из города я сам выйду, как придёт Константин, так ему навстречу пойду.