Александр Филимонов - Битва на Калке. Пока летит стрела

— Хватит. — Касьян отмахнулся. — Хватит уже всех вас снарядить. Иди, брат, с женой прощайся да с детишками. За кузню не беспокойся, я сам прослежу, чтобы ни один гвоздик не пропал.

Распрощавшись с помощниками, Иван вместе со старостой и Семаком вышел наружу. Тут разошлись — Семак побежал к себе домой, староста отправился ещё кому-то сообщать о решении Совета, а Иван прямиком пошёл к Арине, надеясь застать её дома, а не идти искать на Торгу. Впрочем, она что-то редко стала туда ходить, а если ходила, то быстро возвращалась, не тратя лишнее время на болтовню с бабами. Видно, ей сердце что-то подсказывало.

По дороге Иван в последний раз оглянулся на кузню. «Да, осталась ты без хозяина, — подумал он. — Ну ничего, постой пока холодная, отдохни. Вот меня дождёшься с войны назад, тогда снова работать начнём. Прощай!»

Арину он увидел издалека, сидящую на лавке перед домом, хотя до привычного обеденного времени было ещё далеко. И сразу кольнуло в сердце: почему раньше не признался жене, что идёт воевать? Теперь вот объясняйся.

Однако, приблизившись, он понял, что объясняться не придётся. Она, конечно, знала уже о решении Совета, знала и о том, что, помимо дружины княжеской, Киев выставляет ещё и полк из свободных горожан, но, видно, до последнего мгновения не верила, что её Иван может отправиться с тем полком. Он же ей ничего не говорил, а она не спрашивала, боясь спугнуть надежду. И вот, увидя мужа, раньше времени возвращающегося из кузни, вдруг поняла, отчего это — и догадалась.

Когда Иван подошёл к жене, он краем глаза успел заметить, что на них сейчас никто не смотрит. Наверное, у каждого были свои дела, от которых отрываться ради удовольствия посмотреть на встречу молодых супругов было недосуг. Лицо Арины было бледным и из глаз катились слёзы. Едва ли не впервые в жизни Иван видел её плачущей. Разве что перед первой их ночью, когда Арина всего ещё пугалась. Но тогда слёзы были — как защита перед неизвестностью, пусть и приятной. Теперь же она просто плакала, словно по покойнику, которого с неожиданной ясностью увидела в Иване. У Арины даже не было сил произнести хоть слово.

— Пойдём-ка в дом, неловко тут, — сказал Иван сквозь перехваченное горло. — Люди ведь смотрят. Пойдём домой, Аринушка.

Она послушно поднялась с лавки, не отрывая взгляда от его лица. Иван поддержал её под локоть, чтобы не упала, и Арина пошла рядом, переступая неживыми ногами. В доме было тихо, никто не встречал Ивана весёлым поросячьим визгом. Близнецы оба стояли на крыльце, смотрели на мамку, кривили мордочки, удерживая подступающий плач. Может, что-то уже и они начали понимать. Нянька, зажав рот концом платка, молча тряслась, но глаза её пока были сухими.

Вдруг Арина словно очнулась от оцепенения.

— Не пущу! — закричала она изо всех сил, упав на землю и обхватив ноги мужа с такой силой, что он пошатнулся и ухватился руками за балясину крыльца, чтобы не упасть рядом с женой.

Сыновья дружно заревели, боясь подходить к мамке, такой чужой сейчас, незнакомой, будто не мамка, а посторонняя тётка валяется на земле. Уткнулись няньке в подол.

— Ну, будет, будет, — говорил Иван, гладя Арину по голове дрожащими ладонями. Он и сам боролся с подступившим к горлу комком. — Ну всё, хватит. Ничего уж не переменишь, Аринушка. Я ведь слово дал.

— Я пойду! К старосте! Упрошу его, чтоб тебя отпустили! Детки ведь у нас! — Арине показалось, что она придумала выход из положения, и она начала подниматься на ноги, готовая бежать к старосте, к князю Киевскому, к кому угодно — просить, чтобы мужа не забирали в полк.

— Куда староста Касьян пошёл? Где искать его?

— Ну, хватит! — повысил голос Иван. — Никуда ты не пойдёшь! Ишь, заступница нашлась! Сказано — сделано. Послезавтра выступать. Иди, приготовь меня в дорогу, так-то лучше будет!

Арина бросилась ему на грудь, в бесстыдном порыве, не смущаясь ни старой няньки, ни детей, прижалась двумя враз отвердевшими холмиками, мягким животом.

— Нет! Не пущу! Вдруг не вернёшься ты, Иванушка? Как я без тебя жить стану, сокол ты мой!

— Замолчи, дура! — закричал на неё Иван впервые в жизни. Вдруг Арина чем-то напомнила ту старую бабу, которая вот так же цеплялась за него при всём народе.

— Замолчи! Иди в дом! Чтоб к завтрему всё готово было!

Она сразу послушалась, заметив в голосе мужа непривычные грозные нотки. Осеклась, тихо и виновато продолжая плакать, пошла в дом. Миновала близнецов, скрылась за дверью. Некоторое время Иван отходил от вспышки гнева, отдувался, как после тяжёлой работы. Наконец поднял глаза на хнычущих в два голоса сыновей.

— Ну, чего разнюнились? — спросил он, стараясь, чтобы вышло не так строго. — Идите-ка сюда, к отцу. Чего плакать? Отец ваш на войну уходит, врагов бить! А вы сопли распустили. Демьянка! Власий!

Близнецы, скатившись с крыльца, бросились к нему, обхватили ручонками, подняли вверх заплаканные лица. Всегда Иван поражался — ну до чего они всё делают одновременно. И смеются, и плачут. Один чихнёт, и второй за ним.

Взял мальчишек за руки, уселся на крыльцо, посадил каждого на колено.

— А ну — кто со мной на войну пойдёт?

— Я!

— Я!

— Вот и неправда ваша. Малы вы ещё — на войну ходить. Вот погоди, ребятня, вырастете, тогда и возьму вас с собой. А пока ваше дело — мамку здесь охранять. Понятно?

Закивали, соглашаясь. Прижались к отцу. Затихли, словно обдумывая что-то своё, взрослому непонятное.

В ворота постучали, и на двор зашёл один из выбранных стариков.

— Иван! Велено передать, что о полдень у Касьяна будут выдавать военную справу. Ишь ты, какие молодцы у тебя! Большие совсем. Так что ты не опаздывай. Ну, я пошёл, мне ещё пять домов обойти надо.

И быстро ушёл, не дав Ивану возможности ответить. Идти к старосте за оружием у Ивана не было нужды: всё для себя он лично изготовил и сложил дома. Прямо под себя сделал — и сидело ладно, и оружие по руке пришлось. Вроде и не воевал никогда, а примерил в первый раз — сразу ощутил себя чуть ли не богатырём из сказки. И лёгкими показались ему те доспехи, как из птичьего пера сделанные. Коня же в поход надо было брать своего. Иван уж выбрал его — гнедка, что отличался спокойным нравом. Так что у него всё было готово. Осталось только Арине напечь подорожников да уложить из платья что требуется.

Кстати, вспомнив о том, что накричал на жену, Иван захотел прямо сейчас пойти к ней и попросить прощения. Хотя она и сама виновата: зачем сказала, что он может не вернуться из похода? Так ведь и взаправдашнюю смерть накликать можно. Всё равно, прямо сейчас бежать к жене не следовало, пусть-ка прочувствует, может, поймёт, что муж-то прав был, когда ругался. Иван принялся тормошить близнецов, подбрасывая их по очереди на коленках, вдыхая сладкий родной запах их соломенных волос и детского пота. Они оба уже оправились от слёз и заливались смехом на два голоса, словно расшалившиеся щенята. Нянька неловко топталась сзади, не зная, что ей делать — то ли забрать мальчишек у отца, чтобы не слишком веселились в такой день — примета плохая, говорят, то ли продолжить свой бесслёзный плач, вспоминая о своих собственных утратах, то ли оставить детей и Ивана в покое и пойти помочь Арине готовить мужа в дальнюю дорогу. Хотя, конечно, Арина её до этого не допустит — сама должна, как супруга, сделать всё.