Евгений Иванов - Меткое московское слово
- Название:Меткое московское слово
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Московский рабочий
- Год:1986
- Город:М.
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Евгений Иванов - Меткое московское слово краткое содержание
Меткое московское слово - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
(Записано в 1905 г. в местности Котово на Волге от неизвестного.)
Веником березовым, пареным — по лысинам обваренными… кудри завьются!
(Записано от упоминавшегося крестьянина села Городец Нижегородской губернии П. С. Кузнецова.)
Необходимо пояснить, что по рецептуре цирюльников практиковался оригинальный способ лечения головы от выпадения волос и выращивания их у плешивых. Пациента приглашали в баню на горячий полок и заваривали в деревянной шайке (т. е. лохани) «крутым варом» обыкновенный березовый веник с листьями. Прикладывание распаренного веника к лысине или к голове с редкой растительностью, по уверению лекарей, способствовало вырастанию новых волос.
В некоторых острословицах упоминались и знахари:
Лошадьим пометом его полечить…
(Записано в 1906 г. в Васильсурске от неизвестной.)
Шутка эта относилась к нетрезвым людям. У деревенских знахарей существовал оригинальный метод лечения спившихся. В таких случаях по их указанию разжимали находившемуся в бесчувственном состоянии рот кочедыком (т. е. железным крючком для плетения лаптей) и клали на язык лошадиный навоз, куриный помет, вызывавшие рвоту.
Хмельна брага — из Великого врага, да квас с малины от мудрой старицы Акулины.
(Записано в 1910 г. от того же П. С. Кузнецова.)
Великий враг — село в Поволжье, верстах в шестидесяти от Нижнего Новогорода. Видимо, в этой местности когда-то процветало изготовление упоминаемого хмельного напитка. Акулина — имя одной из поволжских лекарок, пользовавшей особым малиновым квасом от «кумохи», т. е. от лихорадки.
Нижеприводимое записано мной в 1908 г. от старого заезжего провинциального парикмахера Павла Ивановича Попова, ходившего с предложением работы по «номерам для приезжающих» на Нижегородской ярмарке.
— Красавица без волос, и румянец во весь нос. Как ни отделывай мою Марью Ивановну — краше черта не будет. А красоточка Гризель — первый сорт мамзель, волан и гофре в бок — за ней женишки «скок да скок». Извольте видеть, по моей модной парижской картинке можем в порядок и в первый разряд привести! Госпожу Папкову и то чешем… Другую — что надо отделаем! Корсаж на вате — семь аршин в обхвате, розан на грудь — сердца нашего не забудь, незабудочка цветочек — не забудь меня, дружочек, а я сама не забуду, твоей навек буду. А на иной, сказать, сюжет: затянется в корсет, ходит как пава — папеньке с маменькой забава… Для полного лица одна история с географией, а худое причесывать должно вовсе иначе. Сударыня-барыня, козьи ножки, подойди-полюби, а потом наставит вам рожки. В абонемент когда чесали и для торжественных событий по особому заказу, — накормят обедом, за галстук дадут пропустить, кроме всего, примут с уважением. От нас ведь много зависело: и совет от нас был, и помощь. Теперь не так стало… Сунут в руку полтинник, и иди на здоровье. Прическу подбирать приходил в дом на целый день — с утра. Раз по восемь причесывали — и опять назад. Какая к лицу подойдет, на той и остановимся. Неустойчивость во вкусе женская: одну расчешем, другая не подошла, опять за прежнюю беремся. Нас весьма уважали, на свадьбах парикмахера за стол в людской сажали, угощали как надо, одаривали, а к жениху мы с поздравлением ходили, за невесту они нас также ощедряли. А другой не поскупится ни на что, особенно если приданое сурьезное берет.
Кавалеры стихи хорошие дамам сочиняли, только припомнить стыжусь какие…
Ангел, Аничка, прелестный,
Вам стишочек я пишу,
С сувенирцем чудесным
Вам его преподношу.
Ах, возьмите эту розу
И идите в чудный сад,
Я из сердца вырвал занозу
И весьма свободе рад.
Осень поздняя настала,
Я тоскую, как всегда,
Слеза горькая упала —
Не прощу вас никогда.
Очень нежные… Конец, извините, не хочу повторить и ничем меня не заставите… Бесстыдно… Что было, то прошло! Очень желательно? Ну, извольте, только для одного вас. Право, только для одного… Жена просила, и ей не подтвердил желание.
Вы изменщица-кокетка,
Вам я тем же отплачу —
Поломалась у девушки ветка,
И я к цыганам кутить качу!..
Видите, как нехорошо? Ну уж извините… Сами просили… Тьфу, тьфу, забыть это навеки — ведь шестьдесят четвертый на плечах, а болтаю нескладно…
Вот на локоны мода теперь отошла, а весьма выгодно нам было. Все сословия локоны носили, купчихи и те привешивали. Красота была какая! Все клиентки красавицами рядились, к курносым и то шло, только мы им длинных не делали. Посудите — нос кверху, а локоны до грудей? Не годится!.. Для курносых — в две петли, а для прочих — по желаниям.
Упал локон золотистый
На красавицы грудь,
Перстенечек аметистный
Дарю в память — не забудь!
Больше, право же, ничего не знаю. Как хотите!..
Эспаньолочка твоя
Свела меня с ума…
А гитары звонкой пенье
Всем кунавинцам на удивленье!
Про кавалеров тоже складно сочиняли. Теперь все, все кончено. Вас побрить?..
(Кунавино — слобода близ Нижнего Новгорода, «кунавинец», или «канавинец», — житель Кунавина. «Госпожу Папкову и то причесываем» — характерная для парикмахеров похвальба со ссылкой на имя клиентки. «Мамзель» — очень часто встречающееся в разговоре старых парикмахеров слово. Про мужчин обычно говорили: «жених», «кавалер». Позднее в подражание заезжим французским мастерам, заменили его на «мусье» и «клиент».)
Мне удалось сохранить в записях нижеследующие мещанские стихотворения и романсы, слышанные от цирюльников и парикмахеров:
Вчера на почте был,
Письмо ваше читал
И со слезой горячей
Святым словам внимал…
Я вас люблю, вам это все известно,
Но сердце пылкое разбить вам нипочем.
Ах, для чего вы так прелестны?
Ах, для чего не сплю я по ночам?
Зачем для вас страдания немые,
К чему в устах молчания печать,
Зачем жгут сердце очи голубые
И не в силах я признания начать?!.
(Записано в 1906 г. от упоминавшегося уже В. Л. Лукина.)
Вот еще несколько стихотворений, записанных в том же году от того же.
Голубочек сел на ветку,
Начал ворковать,
И его поймать я в клетку
Хочу испытать.
Голубочек — вы, Нинета,
Клетка — к вам моя любовь,
Моя песня вся пропета,
Но ее начну я вновь…
Ах, позвольте удалиться
И вам не докучать,
Хоть уверен, без сомненья,
Буду очень тосковать.
О, не будьте же жестоки,
Не гоните прочь любовь,
И певцу вы подарите
Надежду на покой!
Извините, если стансы (или стоны)
Ваш нарушили покой,
Извините, если волны
Скроют труп мой под рекой…
Вы позвольте изумиться
Вашей милой красоте
И откровенно вам открыться
В душевной простоте.
Любя вас, готов на жертвы…
И несу к ногам я вновь
Со смирением душевным
Сердце, пламень и любовь.
Интервал:
Закладка: