Алла Бегунова - С любовью, верой и отвагой

и светлому мечу, и доброму коню...

друзьям!., весёлой жизни! учению,

парадам, конному строю!., скачке,

рубке, всему, всему конец!.. Всё

затихнет, как не бывало, и одни только

незабвенные воспоминания будут

сопровождать меня на дикие берега Камы...

Степь под Екатеринославом ещё не выгорела от солнца, а буйно цвела и зеленела молодой весенней травой. Бездонное небо сияло. Голоса птиц разносились повсюду, и Надежда слушала их радостную песню солнцу, свету, весне.

Дорога вела к деревеньке под названием Гребешки. Здесь должен был встретить её подполковник Станкович. Уверенная в нём как в самой себе, она не стала ждать его ответного письма с подтверждением всех их планов. Надежда лишь написала ему короткую записку, что отставлена приказом от 9 марта 1816 года с чином штабс-ротмистра и мундиром и выедет к нему в апреле, не ожидая получения в полку двух тысяч рублей, пожалованных ей нынче государем в награду за службу.

Господский дом в Гребешках был и вправду небольшим, одноэтажным, весьма скромного вида. Выйдя из коляски, Надежда направилась к парадному. Она думала, что сейчас Михаил кинется к ней, но его не оказалось на месте.

— Где барин? — спросила она у толстого лакея, впустившего её в гостиную.

— Уехавши они к барыне в Трехаловку. Тут недалеко...

— Пошли за ним, любезный. Скажи, что однополчанин его, штабс-ротмистр Александров прибыл, — произнесла она, насколько удивлённая словами «уехавши к барыне».

Через полтора часа подполковник Станкович прискакал. В окно она видела, как доблестный её гусар сходит с лошади, отдаёт свою кобылу конюху. Было в его лице что-то непривычное, мучительно-виноватое. Сбивая арапником пыль с сапог, он медленно поднялся на крыльцо, оглянулся, точно ища неведомой поддержки, и вошёл.

Надо отдать ему должное. Он не стал притворяться, увиливать от неприятного разговора, разыгрывать из себя обманутого влюблённого. Остановившись перед ней, Станкович рубанул сплеча:

— Царица моя! Прости меня, если можешь. Я страшно виноват перед тобою.

— Что случилось? — спросила Надежда.

— Я рад, что ты здесь. Я счастлив тебя видеть. — Он наклонился и поцеловал ей руку. — Но дело в том, что я теперь... женат!

— Как ты сказал? — Надежда не поверила своим ушам. — Ты... женат?..

Взглянув на неё, он бросился усаживать её в кресло, наливать воду в стакан, открывать окно. Надежда расстегнула крючки на высоком воротнике своего уланского мундира и с трудом перевела дух.

— Когда же ты успел жениться, Михаил? Ведь ещё в феврале ты писал мне, и я... — Она говорила каким-то чужим, далёким голосом.

История, рассказанная им, была незамысловата и проста до идиотизма. Такие события всегда происходят внезапно. Но одним их участникам они кажутся невероятным стечением обстоятельств, другим — закономерным явлением жизни, а третьи лихо используют их для своей выгоды.

Станкович, взяв в полку длительный отпуск для лечения от ран, приехал сюда в марте, чтобы вступить в права наследования. Это состоялось довольно быстро. Затем пошли визиты к соседям, встречи. Был здесь свой круг любителей псовой охоты, и они его пригласили. Обычное дело — скачки в течение двух дней по пороше, слишком много водки, почти незнакомая компания. Все завершилось шумным ужином в доме родственниц одного из охотников, двух сестёр-девиц. А утром Станкович проснулся в спальне, младшая сестра Фёкла Варфоломеевна была рядом с ним в дезабилье и сказала ему, плача, что этой ночью он...

— Но понимаешь, я ничего не помню! — Станкович в отчаянии взглянул на Надежду. — Ничего! Адская головная боль, в глазах темно. А кругом — пустота...

— Что дальше? — спросила она безучастно.

— Ну, их старший брат оказался начальником канцелярии здешнего губернатора. Приехал ко мне, говорит, это — изнасилование, есть свидетели. Сейчас, мол, оформим бумаги, будет суд, и вы, господин подполковник...

— Я спрашиваю тебя, что мне делать дальше? — Надежда, возвысив голос, перебила его.

— Царица моя! — Он опустился перед ней на колени. — Останься! Умоляю, прошу, заклинаю... Как мне с ними, с оглоедами, жить? Ведь я тебя люблю. Этот дом — твой. Этот сад — твой. Будем ездить на охоту вместе, вечера проводить у камина, вспоминая наши боевые походы. А хочешь — так и к твоей родне поеду...

— Нет! — Она, опершись о подлокотники, резко поднялась с места. — Извини, Михаил, но нет. Твоей любовницей я уже была, теперь — хватит, довольно. Ещё на первой нашей встрече ты предлагал мне руку и сердце, просил быть матерью твоих детей, хозяйкой в нашем общем доме. Я согласилась. Ты клялся, что весь без остатка принадлежишь мне, и только мне. Да, я верила. Ты знаешь мой девиз: «Все или ничего!» Но, видать, не судил Господь такой прекрасной доли для меня... Прощай!

Надежда хотела быстро уехать отсюда. Быстро, пока силы не оставили её. Ей повезло. Ямщик, доставивший её в Гребешки, решил дать отдых лошадям и запряг снова как раз через два часа. Станкович провожал её до почтового тракта вёрст шесть, галопируя на лошади рядом с коляской. Он все пытался сказать ей что-то особенное. Речь, однако, не получалась, он только время от времени смахивал со щеки слезу.

Может быть, ей тоже стоило поплакать о своём несбывшемся женском счастье, и тогда бы боль в сердце ушла, растворилась. Но не могла она выронить ни единой слезинки. Так, с окаменевшим лицом, и доехала до уездного городка, бросила вещи в трактире, вошла в церковь Всех Скорбящих Радостей. И здесь не было ей утешения тоже. Она долго молилась, а боль в сердце не уходила. Лишь ночью, при жёлтом свете луны, сиявшей на аспидно-чёрном небе, стало ей немного легче. Надежда сидела у окна и вспоминала последнее свидание с подполковником Станковичем.

Самое дорогое, что было у неё в жизни, — офицерские эполеты — положила она на алтарь своей любви и своего семейного бытия. Но её великая жертва оказалась напрасной. Судьба нанесла ей жестокий удар, и надо было выдержать его достойно. Не в том ли заключался новый знак для неё — вернуться в строй воинов царя Александра, жить до конца дней в мужском обличье, не надеясь более ни на что иное?

При блеске первых солнечных лучей она заснула. Сон был лёгким и недолгим. Проснувшись, она точно знала, что ей делать дальше. Она поехала в Полтавскую губернию, под Лубны, в имение своей тёти по матери Александры Значко-Яворской. Тётушка, овдовев, приглашала к себе в гости родственницу, одетую в мундир литовского улана, чтоб было ей веселей в богатом, но осиротевшем доме.

Всё лето Надежда прожила у тёти. До первых холодов купалась в реке, совершала десятивёрстные пешие прогулки по окрестностям, выбрала на конюшне и объездила под своё седло молодую двухлетнюю лошадь. Но самое главное — много писала. Вчерне она закончила новую повесть «Граф Маврицкий».