Анри Кок - Последние из Валуа

Пациано провел их в рабочий кабинет и жестом предложил присесть.

– Дело вот в чем, мои юные хозяева, – сказал он. – Госпожа Екатерина, как вам известно, на охоте в Медоне, с королем и всем двором…

– За исключением молодой королевы, – перебил его Паоло, – и что до нас с братом, то мы расстроены тем, что недомогание госпожи Елизаветы вынудило нас остаться с ней в Лувре!

– Нет худа без добра, – продолжал Пациано, – и если сегодня, господа, вы лишились удовольствия, то, вероятно, сможете снискать себе лишнее уважение… преподнеся госпоже Екатерине очередное доказательство вашей преданности.

– А! – воскликнул Марио. – И каким же это образом? Что мы должны сделать? Объяснитесь, Пациано.

– Госпожа Екатерина поручила вам передать нам какое-то важное сообщение? – спросил Паоло.

Старый слуга улыбнулся, что с ним случалось нечасто.

– Ну-ну! – произнес он. – Проявите же хоть чуточку терпения, мои юные господа, прошу вас! Не нужно лишних слов – они мне не по вкусу. То, что мне поручено вам передать, я сейчас же вам передам. Вы нужны госпоже Екатерине. Зачем? Это мне не известно. Знаю лишь то, что она вернется в Лувр гораздо раньше короля и принцев. Сейчас половина одиннадцатого; вы увидите ее самое позднее в полдень. Теперь же, когда вы обо всем проинформированы, я, с вашего позволения, вернусь к своим занятиям. Если желаете убить время в ожидании ее величества, вот карты. Если испытываете жажду, вот, на подносе, испанское вино и бокалы. Имею честь откланяться.

С этими словами Пациано развернулся и быстро удалился.

Переглянувшись, близнецы рассмеялись.

– Да уж! – сказал Марио. – Не зря его все зовут Нелюдимом .

– Ага, – подтвердил Паоло. – Таких неотесанных чурбанов еще поискать надо. Но, какой бы он ни был, он служит госпоже Екатерине верно и преданно, а это главное. Плохо лишь то, что нам придется сидеть здесь еще полтора часа. Не мог позволить нам еще полчасика побыть в саду, скотина! Забавно было бы сейчас взглянуть на этих заживо погребенных птенчиков.

– Это уж точно!

– Но мы ведь можем возобновить эту игру завтра с другими птицами, не так ли?

– Конечно. А может, уже и сегодня: не продержит же королева нас весь день в своем кабинете!

– Но раз мы уж здесь одни, можем по крайней мере как следует его осмотреть.

– О, здесь нет ничего интересного. Книги… и опять книги… Да и меблированы покои молодой королевы куда как роскошнее!

– Это уж точно! Как-то здесь мрачно!

– Мрачно и холодно, в полном соответствии с лицом той персоны, которая здесь обитает.

– Тише! А ну как нас кто-нибудь услышит!

– Полно тебе! Мы же здесь совсем одни.

Близнецы рука об руку прохаживались по комнате, с умеренным любопытством изучая каждую попадавшуюся им под руку вещицу, книгу, предмет гарнитура. Перспектива провести в этом помещении полтора часа их явно угнетала.

– Пить хочешь? – спросил Паоло, останавливаясь перед подносом, на котором стоял графин с вином.

– Нет.

– И я не хочу. Что это за вино такое? Пациано сказал: испанское. На цвет весьма приятное.

Паоло откупорил графин.

– И на запах тоже, – добавил он. – Может, попробуем, чтобы развлечься?

– Попозже. А пока давай, может, в пикет [37] Пикет – одна из первых карточных игр, освоенных французами. Датируется, как полагают историки, правлением Карла VII (XV в.). сразимся?

– Давай!

Марио и Паоло сели за стол, друг напротив друга. Марио растасовал карты, лишь недавно – в том, что касается фигур – измененные в соответствии с поэтическим желанием его величества короля Франции.

В правление Карла IX четыре валета изображались в виде слуг: для охоты, дворянского сословия, придворного и ливрейного ; короли и дамы носили имена великих исторических персон древности: Августа, Константина, Соломона и Хлодвига; Клотильды, Елизаветы, Пентесилеи и Дидоны . Правление Людовика IX, который навязал картам такой девиз: «Люблю любовь и двор! Да здравствует королева! Да здравствует король!», эти королевские иллюстрации не устроили, вследствие чего для обозначения королей и дам были выбраны имена Цезаря, Нина, Александра и Кира; Помпеи, Семирамиды, Роксаны и Елены , тогда как валетов изображали четыре храбрых рыцаря – Роже, Рено, Роланд и Ла Гир … В годы первой французской республики на смену дамам пришли четыре республиканские добродетели – благоразумие, правосудие, воздержание и мужество ; валетов изображали четыре различных типа республиканцев, королям же были присвоены имена четырех величайших французских философов того времени: Вольтера, Руссо, Лафонтена и Мольера . «Можно было бы написать целую книгу по революции карт», – говорит библиофил Жакоб, у которого мы позаимствовали эти детали, и остроумно добавляет: «Уж не прописаны ли наши революции в наших играх?»

– На что играем? – спросил Паоло.

– Уж и не знаю… – ответил Марио. – А, придумал: давай разыграем право исполнить самую трудную роль в поручении, которое нам даст госпожа Екатерина.

– Идет!

Завязалась игра. Партию выиграл Марио. Паоло с досадой швырнул карты на пол.

– Просто повезло! – воскликнул он.

– Сердишься? – спросил Марио.

Паоло улыбнулся.

– Да разве я могу за что-то на тебя сердиться?

И, наклонившись к брату, он дважды поцеловал его со всей нежностью. О, какими бы они ни были, эти близнецы, но любили они друг друга всем сердцем!

– Еще партеечку? – спросил Марио. – Реванш?

– Нет. Карты – это глупо.

– Так давай выпьем! Что-то в горле пересохло.

– И у меня.

Марио подошел к подносу, стоявшему на серванте, плеснул в бокалы вина и вернулся к столу.

В эту секунду на каком-то расстоянии от близнецов, за дверью, через которую удалился Пациано, послышался сухой треск. Шум этот походил на тот, какой производит вдруг покачнувшийся и прислонившийся к стене человек.

– Что это? – спросил Паоло.

– Какая-нибудь собачка госпожи Екатерины скребется, – ответил Марио. – Ах, какой приятный аромат у этого вина, ты не находишь, брат?

– Да, очень приятный. Выпьем же!

– Выпьем. За твое здоровье, Паоло!

– За твое здоровье, Марио!

Они осушили бокалы. Осушили одновременно и одновременно же поставили их на стол.

– Прелесть что за вино! – сказал Марио, проведя языком по нёбу.

– Да, просто восхитительное! – отозвался Марио. – Еще по бокальчику?

– Охотно!.. Ах!..

Марио произнес это «ах!», когда встал, чтобы подойти к подносу за графином. И, издав это восклицание, внезапно ужасно побледнел и дрожащей рукой потянулся к груди, в которой вдруг ужасным пламенем вспыхнула боль.

– Я… я горю! – прохрипел он.

– Я… умираю! – пролепетал Паоло, тоже вдруг побледневший и схватившийся за грудь. – Брат… милый брат!