Владимир Валуцкий - Три Ярославны

— Дарёному коню в зубы не смотрят, — отозвался Бела.

— Этот конь — с дорогой сбруей, — многозначительно ухмыльнулся в ответ епископ Кальман. — Земли Трансильвании плодородны, богаты соляными копями и золотым песком в реках. Там есть замок, достойный вашей светлости, — в Темешваре. — И, полагая вопрос решённым, епископ продолжал: — Что же до твоего брата Левенты, решение которого мне кажется странным...

— Что странного, святой отец? — возразил Левента, белозубо улыбаясь. Конь непоседливо играл под ним, и сам Левента был полной противоположностью Беле. — Быть братом своего брата — титул не хуже других. Да и привычнее мне править не людьми, а конями. Ведь хороши мадьярские кони?

Андрей ласково глядел на брата. Ему всегда был люб Левента своей простотой и обаятельной лёгкостью. А епископ, молчаливо согласившись с Левентой, заключил:

— Люди же твои, король, будут именоваться «русские его величества» и получат лучших коней и деревню Орошвар близ твоей резиденции в Эстергоме.

Сказавши это, он умолк, и все облегчённо порадовались передышке, потому что епископу более близка была латынь, а братьям — славянский язык и разговор по-мадьярски шёл не без запинок. Дорога за время беседы взобралась на возвышенность, однообразную равнину сменили весёлые, золочённые осенью перелески, а вдали уже и высокий, густой лес темнел.

— Ты сказал о конях, — подъехал к Левейте воевода Антал, улучив время вставить в высокую беседу и своё слово. — Ты прав: венгерские скакуны соединяют в себе резвость арабских аргамаков с красотою коней из Сицилии, о которых говорят, что они вскормлены цветами. Одного из этих красавцев из моей конюшни я подарю тебе.

— Благодарствуй, — отозвался Левента.

— Но не только резвость и красота украшают их, — увлечённо продолжал Антал. — Они выносливы не менее, чем жеребцы из Фригии, которых, как рассказывают, объезжали сыновья амазонок...

Но договорить ему не удалось: впереди заклубилась пылью дорога. Несколько всадников, появившись из-за перелеска, скакали навстречу королевскому шествию. Антал вглядывался из-под ладони. Лёгкая его тревога прошла, когда всадники приблизились настолько, что можно было сосчитать их число — шесть и увидеть, что они безоружны.

Подскакав, всадники осадили коней, и ещё стало ясно, что пятеро из них лишь почтительно сопровождают шестого. Конь его был светло-серым, почти белым, а одежда всадника выдавала его главенство.

— Мир вам, — молвил всадник и обратил затем взор на Андрея. И тот с удивлением услышал, что голос всадника был женским, да это и была молодая женщина.

Епископ и воевода не отозвались, всадница, похоже, и не ждала их ответа. Она глядела на Андрея приветливым взглядом глубоких синих глаз, показавшихся вдруг Андрею до боли знакомыми.

— Мир королю венгров на его земле. — Женщина склонила голову, а когда подняла, лицо её осветилось улыбкой. — Здравствуй. Вот ты и снова дома, Эндре!

Ярл Свенельд, глава варягов, ехавший за Андреем, нахмурился и подал коня вперёд.

— Кто бы ты ни была, женщина, — сказал он, — тебе не след говорить так со своим королём.

Он с возмущением оглянулся на венгерских попутчиков, но они по-прежнему хранили отстранённое молчание.

— А пусть король сам скажет, след или не след, — ответила женщина.

Андрей мучительно всматривался в её лицо. Произнёс неуверенно:

— Агнеш?..

Она улыбалась.

— Узнал. Стало быть, я не так постарела. А ты изменился... повзрослел и возмужал. А ты прежний, Левента, — перевела женщина взгляд на братьев. — И ты, как всегда, хмур, Бела.

Бела в ответ повёл плечом: что, мол, делать. Левента с улыбкой кивнул согласно. Ярл, поняв, что женщина имеет какое-то право так говорить, вернулся на своё место.

Кони Андрея и той, которую он назвал Агнеш, шли рядом, пятеро всадников следовали неотступно, но на расстоянии от них.

— Не думал тебя увидеть, — сказал Андрей. — Двенадцать лет прошло.

— Тринадцать. С того дня, когда псы Петера искали тебя, чтобы убить, а я могла только плакать и молиться за тебя.

— Зато теперь, вижу, ты никого не боишься.

— Никого, — согласилась Агнеш, открыто его разглядывая.

Он тоже разглядывал её, дивясь резким, уверенным её движениям и крепкой мужской посадке в седле.

— Что за платье на тебе? Уж не стала ли ты воином?

— С твоим отъездом я перестала быть женщиной. Какое же платье мне носить, как не мужское? — ответила она. Но, видя, как речь её смутила Андрея, переменила разговор: — Я поклонилась королю, могу я поклониться своей королеве?

Андрей кивнул, дал знак, и воины, расступившись, пропустили их к королевской повозке.

В полутьме под полотняной крышей белело лицо проснувшейся Анастасии. Откинув лисьи меха, она заспанно и удивлённо глядела на мужа и подъехавшую с ним женщину в мужском платье.

— Мир тебе, королева, на нашей земле. — Агнеш приветствовала Анастасию поклоном. — Теперь вижу — это правда, что ты прекраснейшая из женщин.

Анастасия ответила незнакомке благосклонным кивком, но в её глазах росла тревога, она беспокойно перевела их на мужа, и Агнеш заметила это.

— И ничего не бойся, — прибавила она. — Родишь мальчика здоровым и крепким в день, когда выпадет первый снег.

Агнеш развернула коня, резко его вздыбив, и с криком «Гайда!» поскакала прочь, и всадники — за ней, и фигуры их быстро уменьшались на дороге, ведущей к лесу.

Андрей глядел им вслед, пока всадники не пропали в сени деревьев. Епископ Кальман и воевода тем временем вновь оказались рядом с королём.

— Если бы ваше величество не были так милостивы с этой женщиной, — сказал епископ, — мои люди схватили бы её, не дожидаясь приказа.

— За что?

— Босоркань она, ведьма, — недобро отозвался Антал. — Колдует, лечит заговорами, по ночам, говорят, обращается в мышь. И конь её, я слышал, может ходить по облакам. Не сглазила бы королеву...

— Если бы только ведьма, — вздохнул епископ. — Она из тех, кто водит дружбу с богомерзким разбойником Ватой. Но может быть, всё к лучшему, — прибавил епископ, поразмыслив и не желая далее огорчать короля. — Ты обошёлся с ней великодушно — это позволит нам без приключений добраться до Эстергома.

Ту страшную ночь, тринадцать лет назад, Андрей помнил хорошо, как и события, что ей предшествовали. За год до этого погиб сын Стефана Святого Имре, растерзанный на гоньбе вепрем. Право наследования должно было перейти к племяннику Стефана Вазулу, отцу Андрея. Но из Италии неожиданно явился другой племянник короля, Петер, сын его сестры и венецианского дожа Орсеоло, человек, ненавидящий всё венгерское, кроме лакомого трона. Искушённый в интригах, он убедил престарелого короля в заговоре, и Вазу и был ослеплён, а на сыновей его началась настоящая охота. Рыцари германского короля Генриха III, которых Петер привёл с собой, как гончие псы рыскали по всей Венгрии в погоне за наградой, обещанной за головы Андрея, Левенты и Белы. Но Бела сумел бежать в Польшу. Левента же и Андрей укрылись в Вишеграде, где ишпаном был верный друг их отца Габор.