Владимир Валуцкий - Три Ярославны

— Шла, зная, что твои люди всё равно полягут, а ты окажешься здесь?

— Шла. К судьбе надо дойти, ответила Агнеш и шевельнулась, разминая затёкшую спину. — Так что решили ваши епископы? — спросила она.

— Казнь... — с усилием выговорил Левента это слово. — Но не решили какую...

Агнеш рассмеялась, и так странен был здесь её смех, и так чужд мрачным сводам.

— Я вспомнила, как два пьяных мужика спорили: через какие ворота лучше выходить из города? Не всё ли равно!

Но чем веселее была Агнеш, тем безысходнее становилась горечь Левенты.

— Ты смеёшься, — сказал он, — а мне кажется, что ты смеёшься надо мной. Над бессилием моим тебе помочь... Но если я не смог спасти тебя, — умоляюще поглядел он на Агнеш, — умри хотя бы как христианка, чтобы хоть после смерти наши души были вместе!

— Они будут, Левента. Все мы будем вместе после смерти, каким бы богам ни поклонялись при жизни.

— Даже те, кто умрут без раскаяния?

— А что это — раскаяние? — отвечала Агнеш. — Почему я должна каяться, что убивала людей короля, а не он, что убивал моих? И кто прав — согрешивший или казнивший?.. Оттого и смерть всем дана одинаковая, и всех уравнивает и примиряет. И мы обязательно встретимся, Левента, — улыбнулась она ему, — и вдоволь ещё наговоримся, так что не трать сейчас зря слова!

— Ты больше хотела бы увидеть здесь не меня, а Андрея? — вдруг спросил Левента.

— Я тебе тоже рада.

— Хочешь, я попробую... приведу его?..

— Не нужно, — качнула Агнеш головой. Левента хотел возразить, но Агнеш прибавила просто и уверенно: — Он сам позовёт.

Ночью служанки Марфа и Оршик, чутко дремавшие у постели королевы, разом проснулись: слишком уж часто и тяжело вдруг задышала Анастасия, и стоны её были не такими, как прежде.

Оршик побежала прибавить огонь в светильнике, Марфа склонилась над Анастасией, прислушалась, оглядела. Анастасия пылала жаром в полу беспамятстве. Но вдруг судорога пробежала по её телу, она выгнулась с глухим, утробным стоном, и Марфа, сунув руку под меха, всё поняла и обернулась к Оршик:

— Схватки. Началось!..

— Рано как будто, — с сомнением отозвалась Оршик.

— А ты погори неделю в лихорадке! — рассердилась вдруг Марфа. — Лучше за повитухой беги! А я за врачом... Постой! — окликнула она Оршик. — Ты и за врачом беги, а я с ней побуду. Да не вразвалку, живее!

Мадьярка убежала, Марфа снова склонилась над Анастасией. Стоны Анастасии становились всё громче, и всё заметнее были схватки. Марфа придерживала её беспокойно мечущиеся руки, унимала колени, гладила напряжённый живот и, отирая капли пота с бледного лба, приговаривала ласково:

— Потерпи... все терпели, и Богородица тоже, как все. Рожаешь больно, а родишь — довольна! А мы тебе поможем... Наследника богатырём родишь!..

Но наследник не появился на свет ни в этот день, ни в следующий, несмотря на то что во всех храмах Эстергома беспрерывно служились молебны.

В спальне у ложа Анастасии неотлучно находились её служанки, повитуха Гизела и врач из Регентсбурга Адольфус. Большую часть дня и ночи проводил там осунувшийся, измученный Андрей.

Анастасия с лицом, в котором не было и кровинки, вторые сутки лежала в неподвижном забытье. Схватки и потуги уже почти не беспокоили её, и это было самое страшное. Врач Адольфус, известный своим искусством, поначалу употреблял его со всем тщанием. Он применял одному ему ведомые растирания и настои, от которых спальня наполнялась то запахом лаванды, то птичьего помёта, водил особым образом по животу Анастасии заячьей лапкой, пускал из жилы кровь, но Анастасии не становилось лучше. Испробовав всё, Адольфус впал в ожидательное состояние.

— Лихорадка вызвала у королевы досрочные позывы к родам, — объяснял он теперь королю, за неимением другого дела. — Но она же истощила её родовые силы. Гиппократ называет это апатией мускулюсов, коим надлежит вызывать схватки, сия же апатия есть результат потери жизненной влаги. Ведь известно, что тело человека есть повозка, запряжённая четырьмя субстанциями: теплом, холодом, сухостью и влагой...

Андрей слушал врача в тоскливом оцепенении. Пустые, непонятные слова, неторопливая, равнодушная речь... А в это время из тела Анастасии уходила душа, единственно близкая и единственно нужная ему на земле.

Две души уходили, — вторая была ему ещё незнакома, но так ожидаема и желанна. И ничем нельзя было их остановить, ничем помочь...

Сквозь свои мысли он услышал, что врач и повитуха заспорили в стороне о чём-то, и их голоса вернули Андрея в этот мир.

— Что?.. — спросил Андрей, оборачиваясь к ним, со слабой надеждой в голосе.

— Ничего, — отозвался Адольфус, поспешно отходя от повитухи. — Это недостойно ушей вашего величества...

— Что?.. — настойчивее повторил Андрей.

— Просто эта женщина... она говорила...

— Что говорила? — Врач опасливо мялся, а Андрей повернулся к повитухе: — Что ты говорила, Гизела? Скажи, не бойся!

— Я говорила, что Агнеш, которую зовут колдуньей... она одна могла бы помочь. Я слышала, что ни одни роды не заканчивались плохо, если их принимала она...

— Но я ответил ей, ваше величество, — вставил Адольфус, — что об этом не должно и думать. Враг престола, принимающий наследника престола, — нонсенс!

— Ты правда это слышала? — спросил Андрей повитуху, и надежда сильнее затеплилась в нём.

— Все люди так говорят...

— Но она колдунья! Ведьма! — воскликнул Адольфус. — Не смею давать советы вашему величеству, но боюсь, что епископы не признают наследника, рождённого таким образом, законным.

— А ты?.. Что можешь сделать для того, чтобы он родился законным?

— Я уповаю на Бога, ваше величество, и святого Пантелеймона...

— Для чего же ты тогда не монах, а врач?.. — Нервное напряжение разрядилось в Андрее гневом и решимостью. — Ты уповаешь, а от меня на глазах уходят жена и сын!.. — Андрей хлопнул ладонями, на пороге возник стражник. — Ступай вниз и скажи, что я повелел расковать и привести сюда преступницу Агнеш. И пусть ей дадут чистую одежду и сделают всё это немедля!

— Ваше величество совершает роковую ошибку... — молвил врач Адольфус, когда стражник ушёл исполнять приказание.

— Вон отсюда! — в ярости закричал Андрей, и побагровело его бледное лицо. — Прочь! Со двора, из страны! Беги, жалуйся своим епископам! Хоть самому папе римскому!..

...Анастасия медленно открыла глаза. Первоначальный туман стал обретать очертания, и вырисовалось в нём перед Анастасией лицо той женщины.

Когда Анастасия осознала, что оно не сон, губы её слабо шевельнулись.

— Сегодня выпал первый снег? — спросила она.

Все, окружавшие постель, недоумённо переглянулись.

— Да, — ответила Агнеш, улыбнувшись. — Всё, как я сказала тебе: выпал первый снег, и мальчик родился крепким и здоровым.