Александр Бородыня - Крепостной шпион

— Не буду, — очень тихо выговорила девушка и толкнула лежащего на полу человека носком сапога. — Живи пока. Надеюсь, недолго тебе осталось, — она повернулась к Пашкевичу. — Нам нужно спешить. Пойдёмте.

По расчёту оставалось несколько минут до возможной атаки. Выбравшись из подвала, без лишних слов полковник взялся и подготовил дом к обороне. Запечатал изнутри все окна первого этажа, поставил в нескольких местах простые верёвочные ловушки, разложил заряженное оружие в темноте таким образом, чтобы можно было легко им воспользоваться, если придётся драться внутри дома.

Аглая проворно, также ни слова не говоря, выполняла все его указания. Закончив внутри дома, полковник, освещая себе путь фонарём, вышел во двор и завязал конец верёвки на ручке наружных ворот. Размотав эту верёвку, он рассчитывал в нужную минуту распахнуть ворота, обеспечивая пространство для залпа. Также были накрепко заперты парадные двери, и после некоторых расчётов растворены два окна.

Холодная, звёздная стояла ночь.

Пашкевич ещё раз проверил оружие.

— Долго они как, — прошептала Аглая. — Мне казалось, что когда мы смотрели сверху, они были в двух или трёх вёрстах.

— Так и есть, — шёпотом отозвался Пашкевич. — Если учесть глубокий снег, то всё правильно. Не беспокойтесь, барышни, скоро появятся, им свернуть никуда.

Как бы в подтверждение его слов, принесло ветерком скрип, неразборчивый остаток чужого мужского разговора, кашель, хлопки кнута.

Копируя движения полковника, Аглая, со знанием дела, проверила и положила перед собой на подоконник два пистолета. Волосы её были завязаны на затылке в узел, а лицо заострилось.

— А ты из крепостных, девка? Храбрая, — попытался подбодрить её полковник, но ответа не получил.

Неприятно заскрипели рядом обледенелые полозья, бешено заржали лошади. Нападающие даже не попробовали постучать или крикнуть, в ворота сильно ударили чем-то большим и тяжёлым. Отчётливо принесло брань.

— Анютка, отпирай! Это я, Зябликов Игнатий Петрович. Помнишь меня? Отпирай, а то ворота подожгу.

«Всех они знают, — отметил Генрих Пашкевич, — все со всеми знакомы, один я никого не знаю и ни с кем не знаком».

Развеселившись, как всегда случалось с ним перед боем, Генрих Пашкевич перекрестился и осторожно потянул на себя верёвку. Ворота пошли крыльями в стороны, тут же мелькнули на фоне снежной белизны профили верховых, в темноте двора заметался бесформенный фонарь.

Яркая Луна стояла низко и при её свете, проникшие во двор люди были только силуэтами. Они были удобны как мишени потому, что хорошо очерчены в контуре и лишены человеческих глаз. Исключая кучера, застрявшего в повозке, во двор проникли пятеро верховых.

— Ты готова? — почти беззвучно спросил полковник.

— Готова.

— Бери того, что слева, ближе к воротам.

Аглая в обеих руках сжимала по тяжёлому пистолету. Она на миг зажмурилась, пытаясь унять сердцебиение, прицелилась, и грохнул выстрел. В ноздри Пашкевичу пахнуло горьковатым дымком, и один из силуэтов был отброшен назад, в ворота, прямо на Луну.

— Умница, — проговорил полковник, разряжая своё оружие.

Одинаково хорошо стреляя с обеих рук, он в течение, наверное, минуты истратил все заряды. Ещё трое упали, смертельно хрипела подстреленная лошадь, но разобрать толком уже было ничего нельзя — фонарь погас.

— Ну, я пошёл.

Полковник, обнажив шпагу, ту самую, с утренней дуэли, легко вспрыгнул на подоконник, и тут же оказался во дворе. Ориентируясь на то место, где он видел остановившуюся карету, Генрих Пашкевич сделал несколько шагов. Он не видел врага — это раздражало полковника.

«Нужно было заманить их в дом, — подумал он. — Нужно было зажечь в гостиной побольше свечей разом, заманить их в дом».

В свете вспышки очередного выстрела Пашкевич ясно различил несколько силуэтов. В седле оставался только один из нападавших. Прямо посреди двора возвышалась карета. Над гривой вздыбленной лошади мелькнул длинный ствол, несколько пуль ударили рядом. Одна зашипела прямо под подошвой сапога, другая, несколько раз срикошетив о стену дома, издала противный многократный визг.

Противник находился на расстоянии, недосягаемом для шпаги, и бил из своего оружия вслепую.

— Фонарь! — закричал Пашкевич. — Аглая, фонарь!

Девушка среагировала мгновенно. В окне загорелся фонарь, и всё осветилось. Пашкевич пересчитал нападавших — их осталось трое пеших и один всадник. У пеших были в руках пистолеты. Карету полковник в расчёт почему-то не взял.

Пули посыпались прямо на свет в окно.

— Прячься! Внутрь, в дом! — заревел полковник. — Уходи!

Фонарь погас. В этот момент левое ухо полковника обожгло, и в голове раздался звон от прикосновения неприятельской пули. Но Генрих Пашкевич удержался на ногах.

Не видя больше противника, он наносил удары клинком. Записной дуэлянт — чувствовал некоторую неловкость от того, что убивал практически вслепую, но чувствуя противника и отдавши столько интуиции он, может быть, дрался и не хуже, чем при свете дня. Мрак, вопли, быстрые прыжки из стороны в сторону, хруст снега полковник почти хохотал, работая саблей, только искры от клинков летели.

И вдруг всё закончилось. Наверное, выстрелил возница. В голове полковника на этот раз сильно зазвенело, в груди сделалось горячо. Уже падая, он сунул шпагу в живот очередного силуэта-призрака и повалился на спину.

Очнулся Генрих Пашкевич в темноте. Он лежал в уютной постели. Генрих хотел понять что произошло, хотел восстановить предшествующие события, но ужасно болела голова. Так и не разобравшись, где находится, полковник смутно что-то припомнил и заснул до утра.

Второй раз он очнулся от стука в дверь, присел на постели, прищурился. Занавесь на окне поднята, за окном солнце.

— Войдите, — сказал полковник, прикрывая глаза ладонью.

Дверь отворилась, и вошла Аглая. Девушка была наряжена всё в то же коричневое платье. Она держала в руках поднос, на котором стояла только одна чашечка горячего кофе.

— Доброе утро, — улыбнулась девушка. — Как Вы себя чувствуете?

Покуда Генрих Пашкевич, сидя на постели, кушал крепко заваренный горький напиток, девушка, пойманная за руку и силой усаженная на край покрывала, отвечала на его вопросы.

— С ребёночком всё, слава Богу, в порядке, — быстро говорила она, — Вы напрасно беспокоились. Мы с вами на пару почти всех нападающих перебили. Кого ранили, а кого и насмерть, сейчас не скажешь точно.

— Тела с собой забрали?

Аглая кивнула головой утвердительно.

— Я спряталась с ребёночком. Я-то дом знаю, они нет. Их всего-то двое шарили, не нашли, конечно. Но если бы больше оказалось, то уж тогда всё — конец.

— А негодяй-то этот как? — спросил Пашкевич, прихлёбывая кофе. — Жив?