Александр Бородыня - Крепостной шпион

Всё повторилось, как повторяется дурной сон. Братья Игнатовы ворвались внутрь с обнажёнными саблями и пистолетами раньше, чем первый жандарм, по приказу ротмистра, рванувшийся к зданию, был у цели. Загрохотали выстрелы, посыпалось оконное стекло.

Когда Михаил Валентинович вошёл в здании всё было уж кончено. На полу среди поваленной мебели лежал, хватаясь за живот, тяжелораненый Пётр Игнатов. Его брат стоял рядом с низко опущенной головой.

— Где Бурса? — спросил Удуев.

— Его здесь нет, — сказал Валентин Игнатов и указал шашкой в угол на мертвеца. — Только этот оставался, остальные ушли.

Удуев шагнул к мертвецу. Тот лежал раскинувшись, будто пьяный во сне. Шарф, закрывающий подбородок, окровавлен, на мёртвые глаза глубоко надвинута лохматая новенькая шапка.

— Клеймёный отравитель, — прошептал ротмистр.

Он протянул руку и сорвал шапку с мёртвой головы.

Михаил Валентинович, в общем-то довольно точно предполагал, что увидит на выжженном лбу преступника. Клеймили всех одинаково простым русским словом «ВОР». Он даже отступил от неожиданности, когда понял свою ошибку.

Действительно на лбу мертвеца было клеймо, но к выжженному, вероятно, много лет назад слову «ВОР» были приставлены две новые буквы, составляющие отрицательную частицу «НЕ». На лбу негодяя отчётливо, в свете поднесённой одним из жандармов свечи, можно было прочесть «НЕ ВОР», а на губах мертвеца изогнулась кривая издевательская улыбка.

— Что ж вы наделали, — сказал сокрушённо Удуев. — Конечно его ждала смерть, но его нужно было допросить.

— Можете посадить нас в крепость, — стоя на коленях перед братом, отозвался Валентин. — Ваше право.

— Да не моё это дело, в крепость сажать, а на съезжей и без вас народу хватит, — раздражённо сказал Удуев.

По приказу ротмистра дом тщательно осмотрели от подвала до потолка, но ни жильцов, ни каких-либо следов Бурсы и его свиты обнаружить не удалось. Только в одной из комнат стояли чемоданы с женскими вещами и несколько шляпных коробок.

— Ловок бес, — выходя на улицу, сказал сам себе Михаил Валентинович, — ох ловок. Но я тебя достану. Жизни не пожалею, а я тебя достану, дай время.

Достоверно стало известно, что Иван Бурса покинул северную столицу. А потому, что связанные с английскими каторжниками преступления в городе полностью прекратились, можно было предположить, что и адская свита потянулась за хозяином.

Анна Владиславовна, привезённая Афанасием в дом на Конюшенной, не получила никаких ран, но потрясение было столь сильно, что, наверное, месяц девушка почти ни с кем не разговаривала и не выходила из своей комнаты.

Ранение Андрея Трипольского, напротив, было серьёзно. Но уже через неделю он поднялся на ноги и явился в дом Бурсы. Пришёл в сопровождении Аглаи, чем вызвал не одну улыбку. Крепостная девушка поддерживала своего барина под локоть столь осторожно, столь нежно, что походила более на родную заботливую сестру, нежели на боевого товарища, любовницу или рабыню.

Вопрос о разгроме парижской секции «Пятиугольника» окончательно запутался и был вынесен на одно из тайных заседаний. Но во время заседания, происходящего на сей раз без всякого обряда, прямо в библиотеке дома на Конюшенной, тема предателя в Париже была оттеснена на второй план.

Княгиня Ольховская неожиданно для собрания, изложив все происшедшие за последнее время события, обвинила Ивана Бурсу, сводного брата магистра «Пятиугольника» Константина Бурсы, в нарушении всех заповедей господних и совращении большой массы народа с пути истины. После чего потребовала поставить на голосование два вопроса: первый — о временном лишении магистерского жезла Константина Бурсы — как сводный брат преступника, он должен был понести наказание; и второй — о карающей акции в отношении его младшего брата Ивана Кузьмича Бурсы новгородского помещика.

Но ни первое ни второе предложение не были приняты. Общим голосованием определили пока ничего не менять в иерархии Общества, хотя устав и позволяет это сделать, а также не применять пока жёстких мер к Ивану Бурсе. «Пятиугольник» только в редких случаях позволял себе подобные меры. Преступника можно было приговорить к смерти, но только двумя третями голосов членов Верхнего списка. Для применения подобной меры требовались веские доказательства.

За всю историю пятиугольника приговор был вынесен и приведён в исполнение всего лишь дважды: купцу Ковригину за сознательное отравление холерой воды в реке Днепр и князю Вячеславу Богдановичу, своими кознями спровоцировавшему кровавую и бессмысленную гибель нескольких тысяч поляков. И совсем недавно на голосование выносили вопрос о предании смерти российского посланника в Британии Семёна Воронцова за то, что из личной выгоды сосватал для императрицы Екатерины Алексеевны несколько тысяч английских каторжников, под предлогом необходимости освоения южных приморских степей.

Но на тайном голосовании за смертную казнь было подано всего два голоса. Ни смерть специального курьера, ни похищение племянницы магистра не смогли в устах княгини Ольховской убедить Верхний список. Ситуация выглядела как сугубо личная.

— Да хватит Вам, Наташа, — попытался урезонить княгиню Бурса, когда все разошлись. — Опасности больше нет. Вряд ли после всего происшедшего безумный брат мой отважится вернуться в Петербург. И кроме того, прежде, чем голосовать ведь нужно разобраться. У нас нет объяснения ни разгрому в Париже, ни исчезновению из архива рукописей Ломохрустова. Мы даже не знаем кто заколол моего посланника в лифте. Не нужно лишней крови. Зачем?

Но Константин Эммануилович Бурса лгал. Произошедшее напугало магистра «Пятиугольника» и предполагая за своим братом совершенно определённый характер, Бурса ожидал его следующего безумного поступка.

Пытаюсь как-то защитить себя, а, может быть, просто от своего смятения перепутав правильность действий, он обратился прямо к императору. Во время очередного посещения государем его дома, он попросил о помощи.

— Слышал, слышал про Ваш скандал, — сказал Павел, брезгливо поморщившись. — Брата Вашего, Ивана, нужно сейчас же взять под стражу и в крепость посадить, в Сибирь. А коли нет, представьте какой пример будет молодёжи, какое последует падение нравов.

Император от собственных слов вошёл в ярость и собрался тут же дать указание, чтобы направили полк жандармов в новгородскую губернию, дабы взять под стражу и привезти для публичного разбора мятежного помещика Ивана Бурсу, но Константин Эммануилович, осторожно сменив тему, увлёк императора другой идеей.

Покидая особняк на Конюшенной император в стремлении побыстрее подписать очередной благодетельный указ уже и позабыл про Ивана Бурсу.