Александр Бородыня - Крепостной шпион

Задумавшись, Анна пропустила что-то происшедшее на улице и была удивлена шумом у парадных дверей.

— Что это там такое? — спросила она, рассеянно обращаясь ближайшему лакею — тот смахивал кисточкой пыль с мебели рядом.

— Не могу знать, барышня, — отозвался лакей, выпрямляясь по стойке «смирно» и выпучивая усердно глаза. — Не могу знать.

— Дурак, — фыркнула Анна, возвращаясь к окну. — Это же курьер с каким-то письмом.

Теперь она хорошо разглядела человека у двери. Костюм пропитан пылью, несмотря на жару на руках кожаные перчатки с раструбами, широкополая шляпа совершенно закрывает лицо. Внимание девушки привлекли шпоры на грязных сапогах. Шпоры были какой-то незнакомой формы, очень длинные и острые с тройными колёсиками.

— Да он — иностранец, — сказала сама себе девушка и, повернувшись, побежала вниз по ступенькам, желая посмотреть на курьера.

Анна не ошиблась. Курьер из Франции привёз пакет для Константина Эммануиловича. Ещё несколько месяцев назад подобное было невозможно, и почта переправлялась тайно. Но за последнее время отношения между монархической Россией и слегка поутихшей Францией несколько переменились, и доставка корреспонденции вновь наладилась.

— Простите, мадемуазель, но я должен передать пакет лично в руки, — сказал курьер. Он говорил с сильным акцентом.

— Коли Вы лично в руки хотите, так Вам подождать придётся, дядюшки теперь нет дома. Может не будет до вечера, а может быть до завтра.

— Простите, мадемуазель, но ждать я не могу.

— Тогда, я уверена, Вас Сергей Филиппович примет. Сергею Филипповичу-то Вы сможете почту передать? Он личный секретарь дядюшки.

Сказав так, Анна почувствовала какое-то лёгкое беспокойство. Ничего страшного не произошло ещё и, вроде, ничего не грозит, а случается человек предчувствует неприятность.

Если бы она настояла в тот момент, если бы она отобрала у французского курьера конверт с почтой, то дальнейшие события пошли бы, наверняка, по-другому руслу и не вылились бы в ту страшную перемену судьбы, что ожидала в ближайшем будущем юную хозяйку особняка, Анну Владиславовну Покровскую. Но Анна не могла знать будущее.

Секретарь Бурсы, Сергей Филиппович, взял набитый бумагами пакет и исчез с ним за дверью в библиотеке. Анна только плечами пожала.

— Нате вам, даже спасибо не сказал.

Она видела, как курьер устало взбирается на свою лошадь. Она стояла у окна и ждала пока не утих стук копыт, и курьер не исчез за пылью в глубине улицы. Но она не могла видеть, что секретарь вскрывает ножом пакет и просматривает привезённые курьером документы.

В конверте содержалось восемь отдельных небольших листочков голубоватой бумаги. На каждом листочке указано имя и краткие данные о человеке. Это был ответ на запрос Константина Эммануиловича Бурсы, магистра общества «Пятиугольник». Один из привезённых курьером листочков должен был сыграть роковую роль. Одно из восьми было именем человека, выдавшего Парижский список организации.

Пробежав глазами все восемь листков, Сергей Филиппович подошёл к двери лифта, убедился, что в библиотеке теперь кроме него никого нет, вынув из стопки один листок, он быстро сложил его в 8 раз и засунул во внутренний карман жилета. После чего остальные листки вместе с пакетом спрятал в тайник за картиной.

«То, что было 8 досье, а осталось 7, вряд ли привлечёт чьё-то внимания, — соображал он, переодеваясь в уличное платье у себя в комнате. Но это лишь в том случае, если во вчерашней почте француз не указал точную цифру. Вчера было письмо, что в нём я не знаю, но, если там была указана точная цифра, подозрение падёт на меня. Но придётся рискнуть другого пути нет».

Всё также стоящая у окна Анна Владиславовна, видела, как секретарь вышел из дома и, помахивая тросточкой, быстро зашагал по улице.

«Куда это он направился?» — подумала она, ещё раз испытав лёгкое неприятное беспокойство, но уже через секунду девушка позабыла обо всём, отвлечённая новыми гостями.

Если бы Анна видела, что спустя час Сергей Филиппович оказался посреди большой меховой лавки купца Протасова, то было бы удивлена. Ещё более удивило бы Анну поведение секретаря. Какое-то время он стоял, делая вид, что разглядывает новенькую волчью шапку, потом подошёл человек, что-то шепнул ему и, озираясь, Сергей Филиппович быстро прошёл в задние комнаты.

— Зачем вы пришли сюда? — спросил его очень толстый человек в суконных немецких штанах и русской рубахе навыпуск.

Это был один из хозяев лавки, младший меховщик Протасов. Он протянул квадратную серую руку, указывая на кресло.

— Вас же предупредили. Приходить сюда можно только в самом крайнем случае. Мы не знакомы с Вами.

— Теперь крайний случай, — отозвался секретарь нервно. — Пришёл из Франции пакет. В пакете находился документ, компрометирующий Вашего человека.

— Ну Вы совсем запутались, Сергей Филиппович. Мои люди теперь все в лавке.

— Не нужно шутить, — секретарь даже побледнел от злости. — Вы знаете о каком человеке я говорю.

— Ну предположим.

— В бумаге, которую доставил французский курьер человек этот полностью изобличён.

— Надеюсь, этот документ при Вас, — неприятная улыбка скользнула по сальным губам Протасова-младшего. — Принесли?

— Да принёс. Бумага со мной, — секретарь вынул из кармашка сложенный листок и протянул через стол.

Пухлая рука развернула листок, чиркнула длинная спичка, и через минуту он упал в медную тарелку, скрученный быстрым пламенем.

— Вы правильно поступили, Сергей Филиппович, — без улыбки сказал Протасов. — К несчастью мы оба с Вами невольники.

— Но что теперь мне делать? — упёршись глазами в горку пепла, спросил секретарь. — Если пропажа обнаружится подозрение падёт на меня. И, поверьте, если всплывёт это, то всплывёт и…

— Никто не видел, как Вы убили князя Валентина, — перебил его сидящий за столом толстяк. — Никто никогда не узнает об этом, не беспокойтесь. Что же касается подозрений, обещаю, сегодня же будут приняты все меры.

Душно в этот день было в Петербурге и чудовищно грязно.

Выйдя от меховщика, секретарь, как пешком пришёл сюда, также пешком и возвращался на Конюшенную, но теперь шаг его был медленным. Тросточка ритмично постукивала о мостовую. Вокруг пахло жареным кофе и конским навозом, было сухо и можно было захлебнуться от пыли.

«Обратного пути нет, — размышлял секретарь. — Я боялся разоблачения и делал всё, что мне приказывали, но теперь, если выплывет, что я сделал за эти месяцы, меня казнят как предателя. — Мысли его путались, перескакивая со значительного на второстепенное. — Наталья Андреевна неизбежно пойдёт на разрыв. Вряд ли меня возможно будет в крепость заточить, раньше казнят. Впрочем, чтобы казнить меня «Пятиугольнику» нужны не просто свидетельства каких-то дворовых, для казни нужны веские доказательства. Но княгиню Ольховскую я потеряю безвозвратно. Я не могу жить без неё! Не стоит себе самому лгать, эти тайные встречи стали для меня целью жизни, единственной отрадою. Я на любое преступление пойду, чтобы не потерять этих волшебных ночей, на любое преступление».