Станислав Венгловский - Полтава

Однако апроши приближались неумолимо. Вскоре шведские пушкари начали вкатывать в глубокие шанцы блестящие пушки. Бодрило само присутствие пушек. Оно явно волновало осаждённых.

Король приезжал из Великих Будищ порассуждать, как легче и быстрее взять город. Каждый раз он долго торчал в ретраншементе, построенном рядом с Полтавой, внимательно вслушивался, сколько московитского войска в осаде, внимательно расспрашивал Мазепу, который его сопровождал. А сам долго размышлял — и там, и в дороге до своей ставки. А когда в Великих Будищах в неказистом панском доме поднимался на просторное крыльцо с деревянными кариатидами, то улыбался виду расцветающего старого вишнёвого сада, милостиво слушал лестные речи полковника Понятовского, замечания духовника Нордберга, нашёптывания секретаря Гермелина. Входил в кабинет — со стены смотрел Мазепа. Потом, вечером, возле раскрытого в сад окна король сидел рядом с длинноногой и белокурой Терезой — она одна осталась при нём из женщин, вывезенных из Саксонии, — всех прочих он раздарил.

Да, у короля начиналась интересная жизнь.

Как только шведы подступили к Полтаве, гордиенковцы, ставшие недалеко от неё большим лагерем, узнали, что князь Меншиков переходит к королю Карлу. Привёз новость Мазепин есаул. Прокричал хриплым голосом, будто об окончательной победе, да и поскакал назад в густой пыли, а многих гордиенковцев, кажется, услышанное подбодрило. Скоро здесь не увидишь русского и шведа — король поведёт войско на Москву.

Однако ободрённые вскоре опустили руки: шведам так быстро не взять Полтаву, как говорил о том Гордиенко. После неудачных приступов под командой генералов король лично повёл на штурм три тысячи солдат. Они таки взобрались на валы, но на помощь царским солдатам высыпали почти все полтавцы, способные держать оружие, и сбросили их вниз. В тот же день был объявлен королевский приказ замкнуть крепость в кольцо.

Лёгкой весенней пылью закурили над тихой Ворсклой широкие шляхи. О подсохшую землю застучали солдатские сапоги. Заржали высокие кони. А всё живое по близким сёлам должно было спасаться или за валами или подальше искать себе безопасного места. С болью в сердце оставляли землю хлеборобы, зная, что этой весною им не брести за плугом, подгоняя волов и вдыхая резкие запахи вспаханной нивы. Вернут ли хоть то, что посеяно осенью, если сюда начала собираться вся шведская армия?

Среди шведов шустрее прочих зашевелились немолодые степенные люди, приказывающие солдатам забивать в землю белые колья. Они иногда задирали кверху головы, слушали, как заливаются в синем небе жаворонки, и размахивали при том руками. И ещё возле них ходило много солдат с лопатами. Немолодые люди держали перед собою огромные бумаги, что-то там царапали перьями, а солдаты лопатами копали землю. Крепость на работу супротивника посматривала с огромным интересом, потом бахнула из ружья — убит один человек, упал, а бумагу отнесло шагов на десять! Тогда людей с бумагами закрыли шеренги драгун. Достаточно кому-нибудь появиться на крепостных валах — его прижимают пулями к земле. А крепость бережёт порох. Отмалчивается.

Для осады, как обычно, приходится перемещать горы земли, насыпая контрвалы, делать апроши, мины, как это все называют опытные французы. Эго работа для простых мужиков. Денег у короля достаточно. Однако деревенских жителей удалось набрать горсточку — так что король после совещания с генерал-квартирмейстером Гилленкроком обратился через него к гордиенковским старшинам, чтобы они призвали рыть землю своих вояк. Сначала, собираясь в гурты в своём лагере, казаки не желали и слушать королевскую пропозицию. Казаку прилична сабля, а не лопата... Гурты хороводились несколько дней, отпуская шутки, от которых у короля заскребло бы в носу, услышь он то и пойми. Однако казаку нужно что-то жевать. А что? Всё надо подвозить неизвестно откуда. И денег где взять, если не у богатого шведа? А так генерал-квартирмейстер обещает плату за рытье. Вон его люди уже всё вокруг измерили, вбили колья — копай! Да и долго ли придётся надрываться с лопатой, если уж Меншиков с войском переходит к королю? Царь Пётр уехал на Дон и не возвращается, есть слух — сядет на корабль, поплывёт с верными людьми за море. Вот что придумал царь, узнав о намерениях запорожцев! И у Шереметева, слышали надёжные товарищи, тоже загвоздка: что делать? Шереметев находится с другой стороны от шведов, возле Днепра, а Меншиков отсюда недалеко, в слободском городе Харькове. Если уж такие близкие к царю люди покидают его — только и осталось ему кораблём плыть на чужую сторону.

Многие запорожцы пошли копать землю вынужденно, но будто своей волей, остальных же принудили силой. Таким способом, побитый нагайками, и Марко Журбенко корпел теперь в глубоких ямах против Полтавы. Швырял сырую землю, стоя по колена в холодной воде. Когда же на небо набегали густые тучи — на душе легчало. Никто тогда не видел, что делают казаки для шведов. Уже зазеленели леса, сады, уже изрядным листом и густой травою принарядилась земля — появилось укрытие. Зато в ясную погоду на валы высыпали полтавские люди — они обзывали сечевиков здрайцами, показывали им верёвочные петли, в которых им и качаться. Марко избегал глядеть на полтавцев, но от въедливых взглядов нигде не спрячешься, да ещё он побаивался, не глядит ли на него оттуда родной брат Денис. Брат обязательно должен быть там, где битва. Вот уж посмеётся, как встретятся. А может, и наименьшего брата, Петруся, подхватило военной волною.

Однажды, выйдя из крепости, солдаты хорошенько поколошматили шведов. Гордиенковцы разбежались при нападении, но есаулы снова согнали их на прежние места, принудили искать разбросанные инструменты и снова рыть землю. Тогда Марко не выдержал. Как ударит лопатой о твёрдое дно в выдолбленной яме — и железо лопнуло.

— Казаки мы или грабари, трясця его матери! Вон они похаживают!

Шведы стояли на холмах со всех сторон, в несколько рядов. Ружья наготове, хоть и опущены прикладами к земле.

Марков крик для запорожцев стал желанным знаком. Все плюнули на осточертелую работу, стали сползаться в кучки, получился шум. На шум сбежались есаулы. Да и шведы наставили уши и оторвали от земли ружья.

Однако запорожцы уже потянулись к своим куреням, виднеющимся за версту, над оврагом, густо обставленным возами с поднятыми в небо длинными сверкающими оглоблями. Шведы, выстроившись вдоль дороги, продвижению не мешали.

А там, в лагере, с самого высокого места размахивал руками старый Петрило:

— Товариство! Нас называют здрайцами! Моё старое сердце болит от таких слов! Всего наслушался за жизнь, а этого не вынесу! Хотя мне уже всё равно и никто на земле не будет терзаться моим стыдом! А среди вас много молодых, у кого есть дети да родственники! Спокон веку запорожцы защищали Украину, а теперь? Думали мы с людьми быть, а получается, много нашего люда воюет против захватчиков, да не мы! Как же так вышло, что лихие люди нас обманули?