Томас Рид - Одинокое ранчо [сборник]

Второй, куда вошли главные силы разбойников, состоял из тенава-команчей под предводительством Рогатой Ящерицы. Он повернул на восток, направляясь к истокам Большой Уичиты – по берегам этой реки и ее притоков раскидывались кочевья их племени.

Группа поменьше выступила в направлении почти противоположном, на юго-запад. Оставив слева Льяно-Эстакадо, отряд переправился через Рио-Пекос чуть ниже того места, где заканчиваются приграничные с прерией поселения Нью-Мексико. Затем, свернув практически строго на юг, путешественники обогнули выступы Сьерра-Бланка, простирающейся в этих широтах на восток почти до реки Пекос.

Добравшись до места, известного как Гран-Кивира, где располагался некогда процветающий испанский город, центр золотодобычи, ныне представляющий собой лишь едва приметные руины и почти забытый, эти четверо снова сменили курс, двинувшись зигзагами в направлении на северо-запад. Путь их явно вел к перевалу в Сьерра-Бланка, как если бы грабители намеревались перебраться через горы и попасть в долину Дель-Норте. Попасть туда они могли, и не закладывая такую петлю, по хорошо известной и проторенной дороге, но похоже, именно этого им и хотелось избежать.

Один из числа этой группы уже известен нам по своей густой бороде и бакенбардам. Второй – это тот, кто обладает этими достоинствами в несколько менее выраженной форме, двое же остальных растительности на лице лишены.

Все четверо отличались смуглой кожей, и весь облик их свидетельствовал о принадлежности к чистокровным туземцам. Факт, что оба бородача разговаривали друг с другом по-испански, еще не отрицал их принадлежности к индейцам. На землях Нью-Мексико есть множество краснокожих, усвоивших кастильский как родной язык.

Обладатель обросших баками щек – главарь квартета, как и самый высокий из всех, – не расстался с долей выделенной ему добычи. Она следовала за ним на спинах семи сильных мулов. Животные образовывали атахо, то есть вьючный караван, находившийся под попечительством двоих безбородых, которые управлялись с караваном как заправские погонщики-арьеро, каковыми, вполне возможно, и являлись.

Другая парочка заботами о вьюках себя не утруждала, но ехала впереди, ведя беззаботную и даже шутливую беседу. Длиннобородый восседал на прекрасной вороной лошади – не на мексиканском мустанге, как у товарищей, но на большом мускулистом коне, стать которого указывала на кентуккийскую породу. И так оно и было, ведь это именно тот скакун, которого вынужден был бросить Фрэнк Хэмерсли во время поспешного бегства через расселину в утесах.

– На этот раз, Роблес, мы хорошенько погреем руки, – заметил наездник вороного. – Принимая в расчет шелка и кружева, не говоря уж об этом роскошном скакуне подо мной, мы можем считать наше время потраченным не напрасно.

– Уж насчет вас-то точно, – отозвался его собеседник. – Моя доля не так велика.

– Бросьте, теньете [25] Лейтенант (исп.). , не стоит так говорить! Вам следует быть довольным долей, подобающей вашему рангу. Кроме того, нельзя забывать, что тот, кто делает ставку, получает и право на выигрыш. Разве не так?

Это справедливое замечание явно произвело на Роблеса впечатление, и он кивнул.

– Ну вот, рад, что вы это признаете, – продолжил всадник на вороном. – Давайте не будем спорить. Ведь вам известно, Роблес, что мы не можем допустить ссор. Вы получите щедрый процент от этого счастливого предприятия, обещаю. Кстати, на сколько, как думаете, потянет наша добыча?

– Ну, – протянул Роблес, возвращаясь в веселое расположение духа. – Если грамотно распорядиться добром в Эль-Пасо или Чиуауа, можно выручить от пятнадцати до двадцати тысяч долларов. Тут есть разные шелка-бархаты, за которые можно взять хорошую цену, если предложить товар богатым дамочкам из Дуранго или Сакатекаса. Верно одно – вы прибрали к рукам добрую треть от товаров каравана.

– Ха-ха! Больше половины, если перевести на деньги. Рогатая Ящерица гнался за количеством, и я позволил ему отвести душу. Вождю куда милее дешевые ситцевые ткани, расписанные красными, зелеными и желтыми цветами, чем все шелка в мире, сотканные со времен матери Евы. Ха-ха-ха!

Смех, к которому Роблес охотно присоединился, еще звучал в воздухе, когда оба всадника въехали в идущий между горами проход. Он представлял собой проем в сьерре, показавшийся в обозрении вскоре после разделения с шайкой Рогатой Ящерицы. Это был перевал, загроможденный скалами, с почти неприметной тропой, петляющей из стороны в сторону и проходящей иногда по каньонам или расселинам таким узким, что мулу с поклажей едва хватало места, чтобы пройти.

При всем этом животные и путники не испытывали особых затруднений, и только американский конь выказывал признаки испуга. Прочие же четвероногие семенили, как ни в чем не бывало.

Несколько часов продвигался отряд мимо серии каньонов и ущелий, иногда пересекая поперечный хребет, чтобы спрямить поворот и срезать путь. Перед самым закатом он остановился на привал – не в самом дефиле, но в одном из еще более изрезанных его притоков, уходившем в сторону горы. Тут не было ни дороги, ни тропы, похоже, здесь никогда не ступала нога человека или животного.

При всем том лошадь Роблеса и вьючные втянулись в него спокойно, как в родное стойло. Да, вожак отряда на кентуккийском вороном въехал в провал первым, но едва ли уверенность остальных объяснялась этим фактом. Грабители ехали, пока не достигли предела – дальше прохода не было, ущелье заканчивалось тупиком, как это часто случается в амигдолаидовых [26] Амигдолаид – вулканическая порода миндалекаменной текстуры (геол.). горах Мексики.

У самой оконечности, где ущелье сужалось до пятидесяти футов, лежал огромный гранитный валун, который как будто полностью перекрывал тропу, хотя позади между ним и утесом оставалось пространство.

Препятствие было только кажущимся и не заставило вожака остановиться даже на секунду. С одного из боков камня оставался коридор, достаточно широкий, чтобы в него прошла лошадь. Бородатый воспользовался им, следом проехали Роблес и цепочка мулов.

За валуном существовало открытое пространство в несколько квадратных ярдов, достаточное, чтобы развернуть коня. Предводитель дикарей направил скакуна прямо на скалы, но не с намерением вышибить ему мозги, а чтобы заставить войти в пещеру, проем, которой обрисовывался в фасаде вертикальной стены, черный и унылый, как дверь в темницу инквизиции.

Лошадь фыркнула и попятилась, но устрашающие мексиканские шпоры с острыми колесиками быстро заставили ее передумать. Следом шли мустанг Роблеса и мулы, причем последние втянулись в отверстие так же невозмутимо, как в хорошо знакомое стойло.