Томас Рид - Одинокое ранчо [сборник]

– Указывалась там ожидаемое время вашего прибытия в Альбукерке?

– Да, насколько я мог его рассчитать. Припоминаю, что писал об этом.

– А о маршруте, которым намерены воспользоваться?

– Тоже. Сочиняя письмо, я намеревался опробовать недавно открытую тропу, ведущую вверх по реки Канейдиан и соприкасающуюся с северной оконечностью Огороженной Равнины. И опробовал, увы! С самым прискорбным результатом. Но к чему эти вопросы, полковник Миранда?

Полковник отвечает не сразу. Он выглядит еще более задумчивым, чем прежде, словно какие-то соображения у него в голове требуют тщательного размышления. Пока Миранда погружен в свои мысли, в комнату входит экс-рейнджер и садится рядом с друзьями. Уолту рады. На самом деле, дон Валериан уже решил пригласить его на совет. Идея, не дающая мексиканцу покоя, требует совместного обсуждения в кругу всех троих.

– Я много думал о нападении на ваш караван, – говорит он, обращаясь к собеседникам. – И чем больше я размышляю, тем более укрепляюсь в предположении, что некоторые из разграбивших фургоны индейцев были раскрашенными.

– Да они все были размалеваны, – возражает молодой прерийный торговец.

– Верно, дон Франсиско. Но я не совсем это имел в виду.

– Я догадываюсь, к чему вы клоните, – вмешивается бывший рейнджер, который при последнем замечании мексиканца в возбуждении вскочил со стула. – Я и сам это все время подозревал. Я ведь говорил вам, Фрэнк?

Хэмерсли озадаченно смотрит на товарища.

– Разве я не говорил, – продолжает Уайлдер, – что видел среди инджунов двоих с растительностью на лице? Это не инджуны были, а белые. Вы ведь на это намекаете, полковник Меоранда?

– Precisamente! [62] Именно (исп.). – следует ответ дона Валериана.

Двое американцев ждут объяснения, суть которого Уайлдер уже угадывает. Даже молодой прерийный торговец, менее искушенный в мексиканских обычаях и коварстве, приобретших столь печальную славу, начинает прозревать.

– Не сомневаюсь, разграбление каравана и убийство ваших товарищей – дело рук шайки команчей, – продолжает Миранда, многозначительно роняя слова. – Но не сомневаюсь и в том, что за индейцами стояли белые люди. По крайней мере, один, кто спланировал и организовал дело.

– Кто, полковник Миранда? – не в силах сдержаться, спрашивает кентуккиец. Глаза его сверкают, а вдох замер в груди в ожидании ответа. Впрочем, догадаться не сложно – имя само срывается у него с языка. – Хиль Урага!

– Да! – мексиканец выразительно кивает. – Определенно, именно он ограбил вас. Но сделал это под прикрытием нападения индейцев, завербовав в качестве пособников настоящих команчей, и выступал в качестве их наставника и вожака. Теперь мне все стало ясно, как день. Он получил ваше письмо, адресованное мне как полковнику, возглавляющему гарнизон Альбукерке. И разумеется, вскрыл его. Из него негодяй узнал о том, где и когда может перехватить вас, о ваших силах и ценности товаров. Причем не последнее стало главной причиной нападения на вас, дон Франсиско. Отметки, которую вы поставили у него на щеке, было вполне довольно. Разве не говорил я вам уже давно, что Урага перевернет небо и землю в стремлении отомстить вам? Вернее, нам обоим. И он преуспел, полюбуйтесь: я изгнанник, лишенный всего, вы ограблены. Мы потерпели поражение!

– Еще нет! – восклицает кентуккиец, вскакивая на ноги. – Мы еще не побиты, полковник Миранда. Если все так, как вы говорите, я буду искать новой встречи с этим негодяем, с этим дьяволом. И не отступлюсь, пока не найду его. А уж потом…

– Вот еще один человек, который примет участие в поисках, – прерывает его экс-рейнджер, с удивительным проворством распрямляясь во весь свой исполинский рост. – Да, Фрэнк, ваш покорный слуга пойдет за вами хоть до самого сердца Мексики, до гор Монтизумы. Готов выступить сию же минуту.

– Если, полковник Миранда, ваше предположение подтвердится, и Хиль Урага действительно повинен в уничтожении моего каравана или просто послужил орудием в этом деле, – продолжает Хэмерсли, спокойствие которого разительно контрастирует с лихорадочным возбуждением, охватившим его товарища, – то я приму все меры к тому, чтобы правосудие свершилось.

– Правосудие?! – восклицает экс-рейнджер и презрительно мотает головой. – В этом деле требуется что-то посерьезнее. Вспомните о тринадцати ни в чем не повинных парнях, на которых напали исподтишка! Их перестреляли, перерезали, убили, с них сняли скальпы! Подумайте об этом и не говорите робко о правосудии. Лучше взывайте во весь голос к мести!

В течение четверти века, предшествующей присоединению Нью-Мексико к Соединенным Штатам, эта отдаленная провинция Мексиканской республики, как и прочие части этой страны, являлась сценой беспрестанных переворотов. Любой обиженный капитан, полковник или генерал, которому случалось оказаться во главе округа, имел наклонности диктатора, выпячивая себя таким образом, что военная юрисдикция и армейский устав становились единственным законом страны. Гражданские институты редко обладали более чем подобием власти, но даже тогда она самым возмутительным образом попиралась. Повсеместно, под предлогом патриотизма или долга, насаждался судебный произвол. Ни один мужчина, которому довелось навлечь на себя неудовольствие правящей военной верхушки, не мог чувствовать себя в безопасности. В равной степени не уважалась и честь женщины.

В северных провинциях республики эта безответственная власть солдатни была особенно деспотичной и несносной. Формированию и поддержанию ее способствовали два обстоятельства. Первым являлась постоянная череда революций, которые в этом краю, как и по всей стране, приняли хронический характер. Соперничество между партией священников и партией истинных патриотов, зародившееся с первых дней независимости Мексики, продолжается до наших дней – то одна сторона берет верх, то другая. Чудовищная узурпация Максимилиана, поддержанная Наполеоном Третьим и опирающаяся на солдата, которого мексиканцы прозвали «бандит Базен», состоялась исключительно благодаря церковной иерархии, тогда как существующим ныне республиканским правительством страна обязана патриотической партии – к счастью, одержавшей в тот раз верх [64] Речь идет о французской интервенции в Мексику (1862–1867), при поддержке которой Максимилиан Габсбург был провозглашен императором Мексики. Французскими войсками командовал генерал (позднее маршал) Франсуа Базен (1811–1888). В результате национально-освободительного восстания власть императора была свергнута. .

Невзирая на отдаленность от столицы, провинция Нью-Мексико постоянно следовала в русле политических потрясений, происходивших там. Когда в Мехико правила партия духовенства, ее сторонники занимали посты губернаторов окраинных штатов. Когда власть брали патриоты или либералы, роли менялись.