Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– О, сколько монархов уничтожали султанов!.. Они убивали своих братьев, чтобы взойти на трон, и своих детей, когда у них возникало хоть малейшее подозрение, даже надуманное.

– Что хочет этим сказать владетельница замка Хусиф? – с иронией в голосе спросил паша.

– Я хочу сказать, что племянница Али-паши будет обращаться с тобой, как с простым военнопленным.

– Со мной?!

– С тобой, владетель Дамаска.

– Я хочу знать, по какой причине ты обстреляла и атаковала мой галиот…

– Я сделала не только это. Обернись и посмотри, что там висит на фок-мачте, зацепившись за железный зуб.

Паша в гневе обернулся и вскрикнул от ужаса. Его капитан все еще висел наверху, истекая кровью.

– Какая гнусность! – взревел он, и в глазах его полыхнуло пламя.

– Тебя напугала такая малость, паша? – с холодной насмешкой спросила Хараджа.

– Ты убила доблестного воина!

– Когда я это заметила, было слишком поздно. Однако, как я тебе сказала, он сам был виноват. Сказал бы мне, где сейчас твой сын Мулей-эль-Кадель и его жена, христианская герцогиня, что сражалась в Фамагусте под именем Капитан Темпеста, курил бы спокойно свой чубук.

– А! Так ты за это его убила!.. – крикнул паша.

Хараджа со скучающим видом повела плечами и сказала:

– А теперь будешь говорить ты.

– Я?!.

– Берегись! Мы в открытом море, и я велю потопить твой галиот вместе с экипажем. И уверяю тебя, спастись не удастся никому, и никому не удастся отправиться в Константинополь и рассказать все нашему султану Ибрагиму.

– Значит, ты утверждаешь, что, если я не заговорю, ты и меня убьешь, как убила моего капитана, и не имеет значения, что я знатнее тебя, ибо твой дядюшка всего лишь алжирский пират?

Хараджа долго медлила с ответом, потом произнесла:

– Не знаю, там будет видно.

– И что ты хочешь от меня узнать?

– Где находится твой сын.

– А зачем тебе?

Злобный огонь сверкнул в глазах владетельницы Хусифа.

– Разве ты не знаешь, что мы любили друг друга? Я вздыхала по гордому Дамасскому Льву, который под стенами Фамагусты поражал своей храбростью стотысячное войско визиря Мустафы.

– До меня доходили смутные слухи об этом, – сказал паша почти небрежно. – И что?

– Его похитила у меня христианская аристократка! – крикнула Хараджа.

– И это мне известно.

– Где они скрываются? Я уже три года ищу их по всей Италии, от Милана до Венеции. Я наняла лучших людей…

– Лучших – в смысле владения кинжалом, – с иронией заметил паша.

– И обнаружила только след их пребывания в обоих городах, – продолжала хозяйка замка Хусиф, не обращая внимания на его слова.

– Ну и где они теперь?

– Я спрашиваю об этом тебя. Ты отец Дамасского Льва и свекор этой ненавистной Капитанши Темпеста.

Паша вдруг резко встал, отбросив шелковое покрывало, и сказал, пристально глядя на Хараджу:

– Знай, с тех пор, как мой сын отрекся от религии пророка и женился на христианке, я ничего более не знаю о Дамасском Льве.

– Лжешь! – смертельно побледнев, взвизгнула Хараджа и вскочила на ноги. – Ты лжешь!.. Но ты в своем праве. Он твой сын, и ты имеешь право защищать его. Но та, другая, она ведь гяурка, она сражалась против сынов ислама и многих убила, хотя она и женщина. Ты можешь выдать ее мне. Где эта женщина? Я желаю это знать!

– Если у меня нет никаких известий о Мулее, значит нет известий и об этой христианке. Кто знает, где они? У герцогини обширные владения возле Неаполя, на Черном море и на Крите. Должно быть, не чувствуя себя в безопасности, они колесят по Италии и по всей Европе.

– И оставили ребенка в Венеции?

– Теперь, когда все еще бушует война, наши соотечественники лишились свободного доступа в Царицу Лагун. Венецианские купцы не забыли потерю своих колоний в Морее [19] Морея – средневековое название полуострова Пелопоннес. (Примеч. перев.) , на Черном море и на Кипре, как не забыли и о пятистах своих солдатах, которые попали в плен к Магомету Второму и которых он велел всех разрубить пополам.

– Султан был в своем праве. К тому же он ведь твой родственник, – с иронией заметила Хараджа.

Хараджа повернулась к чернокожему гиганту и приказала: – Вели принести козлы, два стола и твои бритвенные ножи.

– Я, может быть, турок гораздо больше, чем все они в Константинополе, но я никогда не учинил бы такой гнусности.

– Нечего им было ввязываться в войну, если не чувствовали в себе достаточно сил.

– Мало того что они перебили под стенами городов Кипра, Крита, Мореи и Причерноморья более двухсот тысяч наших воинов, они еще вместе с мальтийскими рыцарями уничтожили более трехсот наших галер. Это они-то не были готовы к войне?!. За десять лет осады Крита с моря и суши что сделал твой могущественный дядюшка? И что сделал Хусиф-паша?

– Они взяли Канею [20] Ныне город Ханья на Крите. (Примеч. перев.) .

– Но не весь остров. И повсюду, за каждым камнем на острове, лежат кости наших воинов.

– Все это меня не интересует, – сухо заявила Хараджа. – На войну идут, чтобы убивать, а не болтать языком. Оставим этот разговор, паша. Если не хочешь сказать, где твой сын, скажи, где эта христианка.

– Я уже сказал: не знаю, – твердо произнес паша.

– Значит, не хочешь сказать?

– Я ничего не знаю.

– Твой капитан тоже так говорил и настаивал, что не знает. Видишь, как он кончил, насаженный на зубья?

– Что ты хочешь сказать? – спросил паша, побледнев и нахмурившись.

Хараджа повернулась к чернокожему гиганту и приказала:

– Вели принести козлы, два стола и твои бритвенные ножи.

– Будет исполнено, госпожа.

– Что ты сказала?! – взревел паша.

– Да кто ты теперь такой, паша Дамаска? Обыкновенный пленник, и больше никто.

Были среди султанов такие, кто сделал турецкий народ пугающе кровожадным, беспрестанно насаждая непримиримую, не знающую жалости ненависть к христианам. Христианину достаточно было любого прегрешения, чтобы получить смертный приговор.

Но надо сказать, что не таков был основатель османской династии, знаменитый Баязет, подмявший под себя весь исламский мир и покорившийся только непобедимому Тамерлану, который командовал татарскими ордами. Тамерлан его не пощадил и посадил в железную клетку, где султан и умер от разрыва сердца. Не таков был и второй из османских султанов, Магомет I, самый известный, тот, что мягко относился к подданным, прощал мятежников и сохранил жизнь своему брату, который пошел против него при поддержке государя Валахии. Когда в 1421 году он умер в Адрианополе, его оплакивал весь народ и восхваляли даже враги. А вот Магомет II, самый могущественный из турецких султанов, вселял в своих подданных ненависть к христианам и придумывал изощренные пытки даже для своих визирей.