Владимир Череванский - Любовь под боевым огнем

Речь эту произнес Ораз-Мамед-хан.

«Этакая умница! – подумал О’Донован. – Но, увы, не видать тебе тыр-тыр как своих ушей!»

– Пока придут письма и пушки королевы, необходимо подбодрить народ и сказать ему хорошее слово, – решил сардар. – Якуб-бай, вели барабанить!

По выходе Якуб-бая из совета послышались удары, напоминавшие колотушки в сухую баранью кожу, натянутую на пустой котел. Выходило не особенно воинственно, но этот клич был ведом народу. Все население потянулось из кибиток к шатру сардара.

– А правда ли, – интересовался между тем в совете легкомысленный советник, – что русские не могут ходить на ногах и что их возят в ящиках?

Возвратившийся в заседание Якуб-бай подтвердил эти сведения, сказав притом, что ящики называются каретами.

Заседание совета окончилось.

Весь оазис отозвался на военный клич, поэтому холм аулиэ Джалута был окружен тысячами кибиток и внушительной силой. Правда, в ее составе были женщины и дети, но в массе преобладал элемент батырей и неустрашимых наездников.

Взойдя на холм, сардар приветствовал собравшийся народный круг пожеланиями наилучших благ – людям, стадам их и всей текинской земле.

– Затем объявляем, – провозгласил он насколько мог торжественно, – что королева инглези прислала нам своего джанарала с очень хорошими обещаниями. Джанарал перед вами. Просим вас и приказываем слушать его с почтительным вниманием.

Слова сардара были крылатые. Только глухой не внял бы их смыслу и только безрукий, услышав их, не погладил бы себе бороду. После этих слов джанарал-инглези выступил перед всей землей Теке.

– Аман гельдингиз! – приветствовали его теке. – Аман бол! Аман! Прими наши головы в свои руки.

Особенно резко выделялись голоса старух, занявших передовые места возле самого холма. Без них народный совет обойтись не мог.

– Что я должен сказать? – спросил О’Донован стоявшего с ним рядом Якуб-бая.

– Королева инглези, – выкрикнул Якуб-бай, как будто переводя слова посланника, – желает, чтобы дом каждого из вас был счастлив и чтобы ваши овцы и верблюдицы давали богатый приплод!

– Говори, говори, ты хорошо говоришь! – послышались отовсюду поощрения.

– Королева приказала спросить, как вам приятнее жить: в кибитках под открытым небом или в каменных саклях под замком? Она сказала: пусть народ теке хорошо помнит, что по русским законам нельзя ставить кибитки, где кто хочет, и что в России каждый должен умереть там, где он родился. Она сказала: в одном году вы будете сеять просо, в другом – горох и ни в каком случае не сеять рис, потому что у русских болит от риса голова. Каждому из вас дадут по кусочку земли, а остальную отберут для сербазов.

Народная волна мгновенно поднялась, вскипела, и все становище огласилось восклицаниями.

– Нет, мы не хотим жить под замками! – заявили все молодые.

– Смерть гяурам! – загремели герои аломанов.

– Утонуть бы им в наших песках! – дружно зашамкало все старье. – Отравиться бы им нашей водой! Пошли им Аллах скорпионов в уши! Пусть птицы абабиле возьмут их себе на растерзание!

– Пиши королеве, что теке не согласны идти под русские законы! – выступила с решительным приказом Улькан-хатун. – Мой сын убит, но я… я еще жива!

– Русские потребуют, чтобы никто из вас и не подумал об аломане, – продолжал вспенивать народную волну Якуб-бай. – Вам позволят работать седла, но без права вкладывать ноги в их стремя. Вы будете ткать ковры, но не будете на них лежать. У каждых ваших десяти кибиток будет русский начальник.

– Нет, мы не позволим! Мы не хотим! Мы не согласны! – слышалось со всех сторон.

– Слава Аллаху, нас везде боятся, нас видели и на стенах хорасанских крепостей, и на базарах Ургенча!…

В среде батырей засверкали клынчи.

– У вас отберут оружие…

– Оружие отберут? Но ведь тогда персияне придут бить нас по щекам.

– Русские этого не понимают.

– И нам тогда останется сидеть сложа руки и смотреть, как толстеет хивинское брюхо на жирных пельменях! Хороши будут наши дела!

– А кто же запретит моему Мумыну вскочить на коня? – полюбопытствовала его горделивая мать. – На коне же и при клынче текинцу, слава Аллаху, путь открыт повсюду.

– И все-таки русские поймают его и посадят в каменную саклю без солнца и воздуха.

– Моего сына поймают? Какие ты говоришь глупости!

– О, русские очень хитры, – уверял Якуб-бай, – у них есть разные заклинания, которых не знает текинский народ. Они ловят не только ветер, но и слова. Вы скажете слово в Ургенче, а они слышат его в Тегеране.

– А кого поймают на аломане, что с ним делают? Голову рубят?

– Голов они не рубят, но заставляют идти пешком в Сибирь. Нравится вам это?

– В Сибири нашему народу нехорошо! Там холодно.

– А всех ваших девушек раздадут сербазам.

Послышались проклятия.

– Рабов и рабынь отпустят на волю!

– Сын мой, – выступила Улькан-хатун, – спроси джанарала инглези, что делать текинскому народу?

– Джанарал говорит, что кто из вас может поднять клынч, тот должен его поднять, и у кого есть мультук, тот должен зажечь его фитиль. Вы имеете неприступную крепость.

– На ее стенах пасутся мои козы, – заметила откровенно Улькан-хатун, – какая же она неприступная?

– Королева инглези пришлет своего мастера, который сделает стены Голубого Холма неприступными.

– А пушки она пришлет?

– Пушки она уже послала, и они идут сюда вокруг света.

– Ох, сын мой, не хочешь ли ты, чтобы от одного твоего слова «сахар» у меня сделалось сладко во рту?

Сардар знал неукротимый нрав строгой ханум и был настороже. При ее намерении опорочить перед народной толпой дружбу с инглези он выступил с своим властным решением:

– Вы слышали все своими ушами, а что нужно, то услышите. Не время говорить подробности. Королева инглези держит свои обещания, а теперь пусть каждый из нас готовит оружие и слушает своих начальников.

Оставив народный круг, сардар возвратился в кибитку, чтобы открыть заседание четверовластия. Решение этого совета сделалось вскоре известным Якуб-баю.

– Сардар подарил арбу фисташек и орехов, а Ораз-Мамед-хан двести баранов, – сообщил он О’Доновану.

– На что мне бараны и фисташки? – спросил О’Донован.

– Да они подарены народу, а не тебе. Тебе не за что дарить. Где твои пушки, где порох? Кого ты хочешь обмануть, будто пушки везут вокруг света? Нет, фисташки и бараны пойдут для народного праздника. Такой большой томаши никогда еще не видели теке.

– В чем же она будет заключаться?

– В скачке и угощении. За два таша отсюда будут положены шапки сардара и ханов. Кто доставит первую шапку, тот получить Аишу, за вторую шапку – седло с бирюзой, а за третью – нагайку в серебре. Завтра будет другая игра – в серого волка. Будут рвать козла, у которого к каждой лопатке привязано по три персидских тумана. По окончании кок-бури будет угощение. Завтра же ожидают и прибытия посланников из Мерва, а после того выйдет решение, воевать или не воевать с русскими. Тебя будут много спрашивать. Если решать воевать, то доставят сюда на холм большую пушку и выстрелят в воздух три раза.