Владимир Череванский - Любовь под боевым огнем

В ожидании возвращения наездников народ разошелся по кочевью, чтобы принять участие в общем приготовлении к празднику. Возле Аиши остались одни старухи, принявшиеся пытливо и назойливо осматривать молодую пленницу.

– Кет! – прикрикнул на них Якуб-бай. – Сардар приказал мне одному говорить с Аишей, кет!

Старухи поворчали, но повиновались.

– Аиша, мне тебя жалко, – обратился Якуб-бай льстиво и вкрадчиво к пленнице. – Твоим ли рукам толочь просо? Твоим ли ногам ходить босыми по колючему полю и собирать навоз для топлива?

– Но меня трудно выкупить! – отвечала доверчиво Аиша. – Я дочь старшины в Нухуре, и меня все зовут красавицей. Меня не выпустят на волю дешевле как за сто туманов и двести харваров пшеницы.

– Что такое для меня сто туманов и двести харваров пшеницы?! Это такое пустое дело!

– По платью и выговору вы человек не туркменского рода. Кто же вы и где ваши лошади и кибитка?

– Что такое лошади, что такое кибитка, когда у меня есть сад, в котором недостает только тебя, мой соловей!

– Но как же я убегу?

– Бежать не следует, – заметил Якуб-бай. – Зачем бежать, зачем сердить этот добрый народ? Ты только полюби меня, а все остальное я сделаю.

– Тебя полюбить можно, – решила Аиша, рассматривая его бешмет, патронташ и кинжал.

– Ичиги из сафьяна я буду выписывать тебе из Бухары, а шелковые буренджеки из Тегерана. Для твоих кос у меня найдется достаточно русских червонцев. Работы никакой не будет. Лежи целый день на мягких одеялах и грызи фисташки, вот и все!

– А мастику для зубов будешь давать?

– Все, что пожелаешь, моя козочка!

– А краску для ногтей?

– Что такое краска?!

– Хорошо, я готова назвать тебя своим господином, но смотри, чтобы я не досталась на скачках противному Мумыну! У него ничего нет, кроме лошади и бязевой рубашки, а он хочет держать дочь старшины из Нухура своей рабыней! Впрочем, взгляни на эту косу, она достаточно длинна, чтобы задушить ею Мумына.

Дальнейший уговор был прерван джигитом, явившимся к Якуб-баю с просьбой пожаловать к сардару для перевода объяснений с джанаралом инглези.

– По окончании праздника мы пошлем весь народ продолжать постройку стен Голубого Холма, – говорил сардар, – поэтому спроси джанарала, какой толщины мы должны строить их, чтобы поместить на них пушки королевы?

– Стены должны быть очень толстые, – перевел Якуб-бай ответ О’Донована, – не менее десяти шагов.

– Сколько следует проделать в них бойниц?

– Пятнадцать, – сболтнул Якуб-бай.

– Пятнадцать – это хорошо, – одобрил сардар. – Какой величины нужен погреб, чтобы запрятать в него порох?

– Такой величины, какой нужно на тысячу харваров пшеницы.

Сардару показалось невероятным такое громадное количество пороха, но из вежливости он протянул:

– Очень хорошо, очень!

– Королева советует вам не допускать русских к Голубому Холму, – говорил О’Донован. – Не всякую крепость можно отстоять против коварных людей. Вы нападайте на их караваны с хлебом, а еще лучше попробуйте напасть на Красноводск.

Якуб-бай перевел эту речь без собственных украшений.

– Мы уже об этом думали, – признался сардар. – Шагадам я хорошо знаю: там стенки не выше моей шапки, но за ними сидит джанарал Петрусевич, который далеко видит и мало спит.

Несмотря на всю важность совещания, сардар не мог пропустить минуты возвращения наездников, добивавшихся призов и славы. Дозорные джигиты подавали уже знаки об их приближении.

«Кому же я достанусь? – беспокоилась Аиша. – Неужели захудалому Мумыну?»

Да, имя Мумына гудело в воздухе, а вскоре и он показался в совершенно облегченном виде, без сапог и без халата. Даже нагайки не было в руках, зато он высоко поднимал шапку сардара. Аргамак – единственное его достояние – расстилался ястребом, и хотя на него наседали другие наездники и тоже с шапками, но он первый положил трофей у ног сардара.

Толпа пробовала было засыпать захудалого человека насмешками, которые, однако, возбудили истинный гнев сардара.

– С какого времени текинцы начали издеваться над шароварами бедняка? – спросил он строго толпу. – Наши отцы смеялись над трусостью, но над бедностью – никогда. Сын мой, – обратился он к Мумыну, – назначаю тебя есаулом и от имени всего Теке дарю тебе клынч, кибитку и халат. Возьми Аишу с собой – ты дважды взял ее в плен. От судьбы уйти нельзя.

Мумын чувствовал себя выше орлов, паривших над Теке. Правда, Аиша не разделяла его радости, тем не менее она безмолвно последовала за своим господином. Увы, теперь она рабыня, у которой не будет ни краски для ногтей, ни мастики для зубов, ни ичигов из голубой кожи на ногах…

Наступил торжественный час народной еды, когда каждый теке мог свободно присесть к любому из котлов. Аулиэ Джалута, говорят, много ел, но и он бы не осилил эти горы баранины с рисом. Пир шел долго, степенно, безмолвно.

По окончании еды заиграла музыка. Образовались кружки сказочников, и появился всемирный петрушка, выкрикивавший из-за бязевой занавески остроты суннитов над шиитами. Впрочем, наибольшее удовольствие доставляли козлики, умело становившиеся всеми четырьмя копытами на вершину тонкого столбика.

Спустившаяся ночь бессильно звала народ к отдыху. При ее дымке ликующее настроение еще более возросло, и только одни новорожденные, которым ничего не нужно, кроме материнского молока, не предавались неудержимому веселью. Много помогала празднику и потянувшая с севера прохлада. К тому же мириады звезд так весело замигали на небе, точно и там разделяли отраду теке.

О’Донован, рисовальщик по профессии, с лихорадочной поспешностью набрасывал эскизы степной феерии и до того увлекся необыкновенными световыми эффектами, что не чувствовал даже своей обычной жажды.

Не желая смешиваться с народом, Якуб-бай бродил все это время по лагерю, не особенно отдаляясь от ставки сардара. Наконец последний пригласил его к себе освежиться чашкой айрана.

– Доволен ли джанарал нашим угощением? – спросил заботливый хозяин праздника.

– Инглези не умеют ценить хорошие кушанья, – отвечал Якуб-бай. – У них только одна королева любит вкусную баранину.

– Неужели ему не нравятся и наши молодые ягнята?

– Не обращайте, сардар, внимания на его аппетит и преклоните ваше ухо к следующему известию: джанарал пишет письмо королеве.

– Можно ли узнать о чем?

– Он пишет по моему совету, а я знаю, что нужно текинскому народу. Кроме того, я знаю, что нужно и королеве инглези. В ее дворце есть невольницы из всех стран, но нет из Курдистана, и вот я посоветовал джанаралу – да простит мне Аллах эту ложь! – написать, что теке посылает ей в подарок первую красавицу из Нухура. Она будет очень рада, хотя потом придется сказать, что рабыня… бежала или умерла.