Садриддин Айни - Смерть ростовщика

— Наверно, правильно, — проговорил Хамра Рафик. Однако лицо его выразило тяжкое раздумье и душевное колебание.

После этого наиб обратился к Кори Ишкамбе:

— Что скажете вы?

— Скажу, что ваши расчеты неправильны!

— Как так?

— Видите ли, если я даю в долг горожанину, то получаю с него проценты каждый месяц. Деньги эти я также пускаю в рост. А по вашему расчету получается, что сорок две теньги, что следует мне за первый месяц, пролежат, не принося мне дохода, одиннадцать месяцев; проценты за второй месяц пролежат без всякой пользы десять месяцев и так далее. А ведь это для меня урон, и большой!

Уразумев всю тонкость этих расчетов, заместитель казия сказал:

— Теперь я понял. А сколько же составят проценты на проценты в течение года?

— Если не считать дробей и говорить так, чтобы это было понятно дехканам, с этой суммы проценты на проценты, которые я зову внуками своих денег, составят сто шестьдесят тенег в год.

— Следовательно, получив от вас восемьсот тенег, Хамра Рафик должен дать вам документы на тысячу триста шестьдесят тенег, — подытожил наиб.

— Почти что так! — ответил Кори. — Однако ж есть еще одна тонкость в расчетах, по которой Хамра Рафику следует дать мне документ на тысячу четыреста тенег.

Хамра Рафик до сих пор сидел молча, печально раздумывая, чем же кончатся для него все эти подсчеты, которых он совсем не ожидал. Но, когда Кори Ишкамба назвал полную сумму его долга, Хамра Рафик вспыхнул, как дрова, что дымили разгораясь, а тут под свежим ветром загорелись ярким пламенем.

Поднявшись со своего места и обращаясь к собравшимся, он вскричал:

— Если уж вы хотите сжечь мой дом, подожгите его сразу, продайте и поделите между собой мою землю, а меня самого прогоните из селения! Если и на этом не успокоитесь, посадите меня в эмирскую тюрьму, а то и вздерните на виселицу! А по своей воле согласиться на такие подсчеты я никак не могу!

Не знаю уж, что он хотел сказать еще, но от волнения у него перехватило в горле, и он запнулся.

Члены почтенного собрания засмеялись, а когда смех утих, арбоб Хамид сказал мягко:

— Братец мой Хамра! Если ты не хочешь соглашаться, то и не соглашайся! Никто насильно не заставляет тебя соглашаться. Ты не волнуйся, сядь на свое место, послушай, что я тебе скажу!

— Уф! — тяжело перевел дух Хамра Рафик, садясь на свое место. Понурив голову, он опустил глаза в землю, а арбоб Хамид продолжал:

— Разве это несчастье призвал на твою голову я, или арбоб Рузи, или их милость наиб, или господин Кори?

Хамра Рафик ничего не ответил на эти слова. Может быть, ему нечего было ответить, а может быть, он и мог бы ответить, да после того, как гневный порыв его стих, он не осмеливался сказать того, что думал.

Арбоб Хамид невозмутимо продолжал:

— Я знаю только, что, когда ты во время праздника Красной розы решил пойти на мазар святого Бахауддина Накшабанда, с тобой пошел и батрак арбоба Рузи — Турамурод. А когда ты на следующий день вернулся, Турамурода с тобой не было. Когда тебя спросили, что случилось с ним и куда он ушел, ты ответил: «Я не знаю. Дорогой он расстался со мной и пошел в другую сторону». Но среди людей прошел слух, что ты убил Турамурода и забрал у него деньги. И все же мы с арбобом Рузи не потащили тебя по одному лишь подозрению к казию, мы помнили пословицу: «Подозрение лишает человека веры в бога!» Их милость наиб, заботясь о спокойствии народа, хотели замять это дело. Когда же слух дошел до ушей кази-калона и миршаба города Бухары, они отдали приказ схватить тебя. Поневоле пришлось их милости наибу отправить тебя в город, и ты попал в тюрьму по обвинению в убийстве. А наш грех — арбоба Рузи и мой — состоит только в том, что мы, прохлопотав за тебя несколько дней, за пятьсот тенег освободили тебя. Когда б не мы, ведь тебя либо казнили бы, либо заставили бы платить за кровь десять тысяч тенег, и ты провел бы остаток жизни в тюрьме.

— А второй наш грех, — прервал слова арбоба Хамида арбоб Рузи, — в том, что мы приняли на себя посредничество и заняли у содержателя чайханы при канцелярии казия пятьсот тенег, при помощи которых и освободили тебя.

— Как видишь, ни я, ни арбоб Рузи не сделали до сих пор тебе никакого зла. А разве к господину Кори тебя послали мы? — спросил арбоб Хамид у Хамра Рафика.

Хамра Рафик будто и не слыхал этого вопроса, он ничего не ответил и не поднял глаз.

— Может быть, я послал тебя к господину Кори? — присоединил свой вопрос и заместитель казия. Хамра Рафик продолжал молчать.

— Эй! Гляди на меня и отвечай! — закричал наиб в гневе. — Я, что ли, послал тебя к господину Кори?

— Нет, — пробормотал Хамра Рафик, но лица так и не поднял.

— Кто послал тебя к господину Кори? Отвечай четко и внятно!

— Сам пошел!

— Врешь! С каких это пор знаешь ты господина Кори?

— Я знаю, его послал имам селения. Уж он-то знаком с господином Кори. Имам сказал ему, что господин Кори дает деньги в рост под небольшие проценты и что таким образом можно освободиться от притязаний почетных жителей селения! — сказал арбоб Хамид.

— Позовите имама! — приказал наиб. — Как посмел он вмешаться в это дело!

— Мы уже побранили его за этот поступок. Не знаю — то ли он обиделся, то ли ему стало стыдно, но он куда-то уехал, бросив свою мечеть, — ответил арбоб Хамид.

— Наверное, тебе не понравилось, что я к процентам присчитал проценты на проценты? — спросил Кори Ишкамба. — Если так, можешь ежемесячно приносить мне сорок две теньги — тогда ты освобождаешься от необходимости платить мне лишних сто шестьдесят пять тенег!

— Откуда же взять дехканину, копающемуся в земле, наличные деньги каждый месяц? — вскричал Хамра Рафик. — Ведь ежегодно только один раз, когда созревают пшеница и дыни, бывают у меня в руках деньги!

— А если так, почему же ты протестуешь и сердишься? Вспомни-ка, ведь ты, оторвав меня от дел, просил и молил, чтобы я приехал сюда. Теперь же ты жалуешься на всех и на меня тоже. Если ты отказываешься от своего первоначального намерения, скажи — и я сейчас же вернусь в город. А что тогда тебе делать — будешь знать ты сам да содержатель чайханы.

Сказав это, Кори Ишкамба приподнялся с таким видом, будто тут же и уедет. Нет, Хамра Рафик не мог отказаться от денег. Через неделю или через десять дней его долг чайханщику достигнет такой цифры, что ему не останется ничего, как тут же продать землю арбобу Рузи. Вот почему голос его зазвучал примирительно:

— Я понял все ваши расчеты, дядюшка Кори, и не могу сделать ничего иного, как согласиться с ними. Но уж очень обидно показалось мне, когда вы без всякой причины, прибавив к тысяче тремстам шестидесяти девяти теньгам еще какие-то тридцать одну теньгу, довели мой долг до тысячи четырехсот.