Мария Голикова - Зима с Франсуа Вийоном

— Понятия не имею, — честно ответил Жан-Мишель.

— Вот и топай отсюда! А будешь снова тут ошиваться, пеняй на себя! — пригрозил стражник, и Жану-Мишелю ничего не оставалось, кроме как выполнить его просьбу.

К своему удивлению, Жан-Мишель не почувствовал ни малейшей досады из-за того, что ушёл ни с чем.

За последнее время Жан-Мишель столько раз перечитывал Вийона, что запомнил почти всю его книгу наизусть. Сейчас он шёл и думал, что можно вернуться сюда вместе с Анри и выяснить, кто здесь жил или живёт, — и вдруг понял, что это не имеет никакого смысла.

Да, в начале зимы он мечтал встретиться с мэтром Франсуа Вийоном или что-то разузнать о нём. Но с тех пор всё переменилось. Жан-Мишель задумался, что сказал бы Вийону сейчас, если бы вдруг встретил его, о чём спросил бы, — и осознал, что сказать Вийону ему нечего. Искать знакомых Вийона тоже не стоило, потому что никто на свете не мог рассказать о нём больше, чем его стихи… Ну в самом деле, что могли сообщить о Вийоне люди, знавшие его? Только то, каким человеком он им казался. И что это значило бы рядом со стихами, в которых Вийон сам раскрыл свою душу?.. В том, что Вийон не был преступником, Жан-Мишель и так был уверен, и Этьен Гарнье это подтвердил… А всё остальное не имело значения. Жан-Мишель без сожаления оставил свои прежние планы и вопросы и пошёл прочь от загадочного дома, счастливый оттого, что наконец-то всё понял.

Вместо желания разузнать подробности жизни Вийона, в нём проснулось другое желание, одновременно и радостное, и томительное: ему отчаянно захотелось как-то отозваться на стихи Вийона. Они доверху наполнили душу Жана-Мишеля, они сделали его совсем другим, изменили мир вокруг него — но что со всем этим делать, было непонятно. А так хотелось ответить на них: то ли самому что-нибудь сочинить, то ли куда-то поехать, то ли начать что-то новое… Как будто душа Жана-Мишеля вдруг поняла, что у неё есть крылья — а тело по-прежнему оставалось на земле, в привычном старом мире, недоумевая, что ему делать с этими крыльями и с этими новыми желаниями…

Мёрзлая мостовая хрустела льдом под ногами, а вечернее солнце светило по-весеннему ярко. На узкой безлюдной улочке Жан-Мишель увидел, как из тёмной подворотни вышли трое и перегородили ему дорогу. Слева стоял Дидье, справа — Люк, а в середине — Фабрис.

— Ну, здравствуй, — сказал Фабрис. — Давно не виделись. Правда, я надеялся увидеть тебя на виселице…

— Обещаю, что приду посмотреть, как тебя повесят, — ответил Жан-Мишель.

— Отдавай всё, что есть, тогда не тронем, — сказал Дидье.

— Боюсь, что тронем, — процедил Фабрис сквозь зубы. — Уж очень он мне не нравится.

— Ходит по нашим улицам, как у себя дома, — поддакнул Люк. — А здесь за проход деньги платят.

Жан-Мишель подумал, что надо бы убежать, но вместо этого потянулся рукой к кинжалу. Тут Дидье прыгнул на него, как кот, схватил за руку и стал выворачивать кисть. Жан-Мишель ахнул от боли и выпустил кинжал.

Он сразу понял, что целым отсюда не уйдёт, но почему-то совсем не испугался. Не почувствовал страха, даже когда получил удар в живот, а потом ощутил во рту вкус собственной крови. Люк и Дидье крепко держали его, а Фабрис избивал, приговаривая:

— Это тебе за нашу прошлую встречу… А это за все стихи… и за всех поэтов… вместе взятых… чёрт бы их побрал!

Наконец Жан-Мишель изо всех сил оттолкнул Фабриса ногами, извернулся и удачно попал Люку башмаком по голени, а Дидье дал в глаз. Пока Фабрис корчился от боли, Жан-Мишель сцепился с Люком и уже почти одержал верх, но тут Фабрис оглушил его мощным ударом кулака. Улица дёрнулась куда-то вбок, перед глазами мелькнуло светлое небо. Жан-Мишель упал навзничь, ударившись затылком о мостовую.

Дидье и Люк торопливо обыскали его карманы.

— Деньги!

— О, да тут на всех хватит погулять!

— У него ещё и книга! Ну даёт!

— Я же говорил, он её везде с собой таскает. Придурок…

— Кинжал не забудь… и книгу забери, — велел Фабрис и склонился над Жаном-Мишелем. — Ты же её уже прочитал, да?

— Живой? — с тревогой спросил Дидье. — Мне ещё одна мокруха ни к чему!

— Да живой, куда он денется, — ответил Фабрис и выругался, а уходя, крикнул бесчувственному Жану-Мишелю: — Если помрёшь, передавай привет своему Вийону!

Когда Жан-Мишель очнулся, рядом никого не было. Пошевелился — вроде бы кости были целы — и с трудом сел. Сплюнул кровь, осмотрел свои опустевшие карманы и мешок и обнаружил, что остался не только без денег, но и без книги. Посмотрел в конец улицы, куда ушёл Фабрис с приятелями, и крикнул им вслед в каком-то исступлении:

— Вийон самый талантливый поэт Франции! Он лучший поэт нашего времени! И чтобы понять это, совсем необязательно таскаться по кабакам, сидеть в тюрьме или болтаться на виселице… Я уже понял! Мне не нужна эта книга, идиоты, забирайте её! Я помню её наизусть, она вся в моём сердце… Если вы умеете читать — читайте, а не умеете — продайте её, выбросьте, сожгите — сделайте с ней что угодно! Со стихами вы ничего не сможете сделать! Они уже написаны, они будут жить — и ещё переживут всех нас!!

Хорошенькая служанка высунулась в окно второго этажа. Некоторое время слушала Жана-Мишеля, потом крикнула:

— Эй, месье, вам помочь?

— Нет, спасибо, — ответил Жан-Мишель, встал, пошатываясь, потряс головой и отряхнул одежду. На островерхих крышах Парижа догорал красный мартовский закат. Жан-Мишель побрёл домой. Проходя мимо таверны, услышал, как его товарищи весело поют:

Ему показалось, что голос Анри верховодит, как обычно; Жан-Мишель остановился у дверей, раздумывая, зайти или нет, постоял минуту — и не стал заходить. Вместо этого пошёл дальше, сам не зная, куда и зачем. Книга Вийона перевернула всю его жизнь и ушла из неё так же неожиданно, как и появилась, только стихи звучали в памяти. Зима заканчивалась, прошлое таяло вместе со снегом, карманы были пусты, а душа переполнена…