Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Выстоять и победить

Он хрипло выкрикнул:

— Механик, не рыскай, держи курс на головного! Наводчик! Прицел под основание ствола! — и снова поймал в перекрестие дальномера башню «тигра», ожидая выстрела. И тут «тигр» вдруг сел на правую сторону, попав то ли в замаскированный ход сообщения гусеницей, то ли в яму-ловушку, а из его недр выплеснуло пламя.

Вологжин, так и не поняв, кто же поразил фрица, оглядел поле боя, увидел, что танки его целы, а одна из «пантер» дымит, опустив орудийный ствол, и приказал держать курс на вторую «пантеру». Орудие дернулось и откатилось назад, выбросив гильзу и отработавшие газы.

Они ли попали в нее, или кто-то другой, или все сразу: дистанция была менее трехсот метров, но фриц полыхнул огнем и дымом и, разваливаясь на куски, стал превращаться в черное облако. И хотя все это длилось какие-то мгновения, Вологжину они показались вечностью.

Дальше все слилось в один длинный и непрекращающийся стон и грохот. Машину мотало из стороны в сторону, она то вертелась на одном месте, то срывалась и неслась куда-то на полном ходу, то замирала на несколько мгновений, и тогда рядом в железном чреве орудия взрывался пороховой заряд, выбрасывая тяжелый снаряд. А однажды танк врезался в борт с белым крестом на нем, и от удара в глазах Вологжина долго мелькали красные молнии. Просто удивительно, что он умудрялся при таком движении следить за полем боя и командовать. Почти без пауз стрелял танковый пулемет, иногда ему вторил курсовой, спаренный с орудием, метались впереди немецкие солдаты, в наушники врывались голоса то механика-водителя, то пулеметчика, то командиров остальных танков, то он сам отдавал какие-то приказания, и, надо думать, вполне соответствующие обстановке, но ни одного слова из своих приказов не помнил.

Потом машина прокатила немного и встала борт о борт с немецкой «пантерой», и Вологжин, откинув стальную крышку люка, высунулся из башни, глотнул свежего воздуха и закашлялся. И только откашлявшись и отдышавшись, огляделся.

Неширокая лощина, пролегшая между двумя грядами с довольно крутыми склонами, на которых были оборудованы узлы обороны третьей линии, и по которой немцы пытались прорваться в наши тылы, представляла из себя нечто похожее на выставку разбитой немецкой техники. Тут были и танки, и бронетранспортеры, и тягачи на полугусеничном ходу с противотанковыми пушками на прицепе, и даже две самоходки, которые Вологжин проглядел, и мотоциклы, и трупы, трупы, трупы. Среди этого железа стояла наша «тридцатьчетверка» за номером 208, и возле нее возился экипаж, натягивая перебитую гусеницу. Еще две «тридцатьчетверки» остановились неподалеку от танка Вологжина, и командиры этих танков тоже оглядывали поле только что отгремевшего боя.

Вологжин вспомнил, что командир подбитого танка старший сержант Арапников доложил ему о перебитой гусенице, потом что-то о наседающих фрицах, но Вологжин был слишком занят движением, стрельбой, чтобы искать в этой кутерьме подбитый танк. Он помогал экипажу, попавшему в беду, тем, что бил все, что попадалось ему на пути, уверенный, что кто-то из своих же прикроет раненый танк. Как потом оказалось, не одни они вели бой с прорвавшимися танками, но и артиллеристы узлов обороны. И даже пехота.

Оглядевшись и не заметив опасности, Вологжин стянул прилипший к мокрым волосам шлем, и свежий ветерок приятно охватил его разгоряченную голову.

Солнце уже село за далекие холмы, однако чистое небо светилось голубоватым сиянием, и от этого сияния контуры предметов в лощине обозначились резче, приобретя зловещие очертания. К небу тянулись черные дымы: догорали три-четыре немецких танка и бронетранспортера, самоходки стояли косо, подорвавшись на минах. Постепенно мрачные очертания приобрели и покатые холмы, и ближайший лесок, небо на глазах тускнело, сияние на западе замещалось розовато-желтыми разводьями вечерней зари.

Хотя в голове у Вологжина продолжало гудеть, но все-таки он уловил, что бой затихает по всей линии обороны, что немцам не удалось прорваться через порядки дивизии полковника Каплунова, и приказал экипажам возвращаться на исходные позиции. А сам соскочил на землю, подошел к израненной «пантере», похлопал по ее крутой и еще горячей броне, обошел, отыскивая дыру от снаряда, думая при этом, что сегодня же надо будет отписать представителю завода о том, как вел себя новый танк в бою. И не только его собственный, но и все остальные. А то неизвестно, удастся ли сделать это завтра.

Всю короткую летнюю ночь немцы обстреливали позиции дивизии полковника Каплунова из орудий и минометов, их пехота то в одном месте, то в другом пыталась просочиться в ее тылы; некоторые «тигры», вырвавшиеся вперед, горбились черными глыбами среди минных полей, по ним с разных сторон били наши орудия, «тигры» огрызались; немецкие саперы ползали по минным полям, обезвреживая наши мины, готовя проходы для танков, группы наших автоматчиков схлестывались с прикрывающими их панцергренадерами, и по всему по этому от зари до зари не прекращались стычки по всей линии обороны не только дивизии Каплунова, но и соседних.

Майор Вологжин дважды пытался соснуть, привалясь к бревенчатой стене блиндажа, и оба раза просыпался от близких разрывов мин и снарядов.

— Лютует фриц, мать его… — ругался рядом подполковник Лысогоров. — Пытается взять на измор. Давай, майор, попьем чайку. Хрен тут поспишь при такой немецкой музыке.

Они сидели и пили чай из эмалированных кружек с отбитой там и сям эмалью.

— Мои разведчики только что вернулись из поиска, — говорил между глотками чая Лысогоров. — Приволокли языка, эсэсовца, ефрейтора, а по-ихнему какой-то там хрен-его-знает-фюрер. Говорит, что с утра немцы опять попрут вперед. Там у них целый танковый корпус СС перед нашими позициями толчется. Так что завтрашний денек пострашнее нонешнего будет.

— Уже не завтрашний, а сегодняшний, — поправил Лысогорова Вологжин и, глянув на часы, уточнил: — До рассвета осталось чуть больше часа.

— А здорово вы им врезали! — оживился Лысогоров. — Честное слово! Четыре танка на такую армаду! Если бы своими глазами не видел, не поверил бы.

— Ну, во-первых, не мы одни. Ваши тоже лупили их в хвост и в гриву, — не согласился Вологжин. — Во-вторых, эти танки хоть и называются «тридцатьчетверками», а по существу, совсем другие машины: и броня помощнее, и орудие посильнее. Ну и… в-третьих, опыт, выучка…

— Да-да, разумеется, — согласился Лысогоров. — Но ведь и фрицы не лыком шиты.

Вологжин усмехнулся.

— Будем считать, что нам повезло на этот раз больше, чем им.

И оба уставились в темноту, слабо освещаемую горящим фитилем в снарядной гильзе.