Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Выстоять и победить

Понадобилось несколько долгих мгновений, прежде чем Еременко пришел в себя, заметив, что Сталин настроен весьма миролюбиво. Да и по генералу Власику можно было бы определить, что тебя ждет: милость или совсем наоборот, но от страха Еременко в единый миг утратил спасительную свою наблюдательность и только при звуках голоса Сталина обрел ее снова. А уж он-то, Еременко, знавал Сталина всякого: и доброго, и злого, попадал под жестокий разнос и презрительную ухмылку, которая похуже мордобоя, и всякий раз выкручивался. Но все это случалось в Москве, в кремлевском кабинете. А тут Сталин — и в тридцати верстах от передовой. И почему именно у него, у Еременко? Ведь Калининский фронт должен наносить лишь вспомогательный удар, главный же возлагался на Западный. Поневоле потеряешь голову.

Усевшись напротив Сталина, Еременко выложил на стол папку с картами и, замерев, уставился маленькими, слегка раскосыми хитрыми глазками на Верховного, излучая восторг и восхищение всем своим мясистым лицом.

Хозяйка поставила перед ним чашку с чаем, вышла в сени, то есть исполнила все, что велел ей мордастый генерал с большими рабочими руками.

— Ну, рассказывай, как ты собираешься овладеть «Смоленским коридором», — велел Сталин, после того как в полном молчании выпито было по чашке чая.

И Еременко, поначалу путаясь, затем вполне обретя дар речи, стал рассказывать, какими силами, где и как собирается прорвать немецкую оборону, при этом не преминув пожаловаться на недостаток артиллерии, снарядов, продовольствия и авиации.

Сталин еще вчера все это выслушал от генерала Антонова, но не прерывал командующего фронтом, который оперировал не только подчиненными ему армиями, но и корпусами и даже дивизиями, слушал, покуривая трубку и почти не глядя на карту, иногда одобрительно кивая головой.

Когда Еременко закончил доклад и отер платком взопревший лоб, Сталин заговорил, как бы дополняя доклад Еременко:

— Нам крайне нужны Смоленск и Орша не только для спрямления линии фронта. Нам нужно лишить немцев этих важных узлов железных и других дорог. А еще важно отогнать немцев подальше от Москвы. Но это не значит, что надо посылать наши войска под пулеметы и минометы противника. Все узлы сопротивления немцев должны быть заранее разведаны до мельчайших подробностей. Тогда и снарядов понадобится меньше. Учтите: недобитый враг — самый опасный враг.

Сталин помолчал, набивая табаком трубку. Молчал и Еременко, с подобострастием глядя на Сталина.

— Под Сталинградом вы проявили себя неплохо, — снова заговорил Сталин. — Хотя, как мне докладывали, на правый берег наведывались редко…

— Так товарищ Сталин! — взвизгнул Еременко. — Что ж туда ездить, когда оттуда никакого управления фронтом быть не может! Не на экскурсию же…

— Иногда и на экскурсию съездить полезно. Хотя бы для укрепления духа в подчиненных вам войсках. Ну да кто старое помянет… На Таманском полуострове вы тоже проявили себя неплохо. И в обороне и в наступлении. Опыт у вас имеется. Используйте его на все сто процентов — и результат не замедлит сказаться. Мы надеемся, что ваши войска глубоко вклинятся в оборону противника, создавая угрозу окружения его смоленской группировке войск, — заключил Сталин, поднимаясь из-за стола.

Вскочил и Еременко.

— Верховное Командование Красной армии и лично вы, товарищ Сталин, можете полностью рассчитывать на то, что войска фронта с честью выполнят ваш приказ! — вскрикнул он, побагровев лицом.

Чем-то все-таки нравился Сталину этот генерал, хотя особыми талантами и не блистал, но зато всегда выражал восторг и желание разбиться в лепешку, а приказ товарища Сталина выполнить. Да и откуда их взять, талантливых-то? Настоящий талант редкость, и не только в военном, но и в любом другом деле. Как раньше говаривали: за неимением гербовой приходится писать на простой. Еременко как раз из таких — не гербовых.

— Что ж, будем надеяться, что так оно и будет, — произнес Сталин, и едва заметная насмешливая ухмылка тронула его губы.

Они вместе покинули избу, тотчас же к калитке подкатила машина Сталина, он пожал Еременко руку, пожелал успехов, сел в машину, и кавалькада тронулась в обратный путь.

А генерал Еременко еще какое-то время стоял у калитки и смотрел на дорогу, над которой еще висела легкая желтоватая пелена пыли, и ему очень хотелось ущипнуть себя, точно все это ему приснилось.

Наступление левого крыла Калининского фронта началось, как и планировалось, 13 августа. Но прорыва не получилось. Войскам пришлось буквально прогрызать немецкую оборону, неся большие потери. Бои шли до октября, войска продвинулись почти до самой границы Белоруссии и здесь встали, перейдя к обороне. А еще какое-то время спустя, генерала Еременко перевели в Крым командовать Крымской армией. Был снят — после жестких выводов комиссии ГКО — с должности командующего Западным фронтом генерал Соколовский, работавший когда-то начальником штаба этого же самого фронта у Жукова. У бывшего своего начальника он взял его непреклонную жесткость командования подчиненными войсками, но не взял жуковского умения. Не помог Соколовскому лучше воевать даже Мехлис в качестве члена Военного совета фронта. Да и Мехлис после крымской катастрофы растерял свою самоуверенность, в дела командующего не вмешивался, знал свой шесток. Полетели со своих постов другие генералы. К тому же фронты были переименованы в соответствии с новыми задачами — в Прибалтийские, Белорусские, Украинские. Новые задачи требовали других исполнителей. А задачи эти прежде всего сводились к тому, чтобы в этом, 1944 году, изгнать захватчиков с территории СССР, решить с союзниками будущее Европы и всего мира.

На небе ни облачка. Только где-то высоко-высоко, за гранью синевы, видна прозрачная белесая рябь, за которой начинается нечто для человека недосягаемое и непостижимое. В этой белесой ряби плавает белесая же луна, скособоченная так, будто у нее одна сторона перевязана темным платком по причине зубной боли.

Алексей Петрович Задонов крутит головой то направо, то налево, выворачивает ее назад, и ему всякий раз кажется, что там, у горизонта, в северо-западной его части, что-то такое промелькнуло и пропало в голубоватой дымке. Он с напряжением всматривается в эту дымку, однако не замечает никакого движения, спохватывается, поворачивает голову в другую сторону, на юго-запад, где дымка, наоборот, розоватая, до слез вглядывается теперь туда, но при этом ему кажется, что вот сейчас, когда он отвернулся, из той, голубоватой, уже несется им наперерез пара немецких «мессеров», разворачивается, заходя им в хвост, и через несколько секунд походя расстреляет их тихоходный убогий самолетишко. И почему-то нет сил снова повернуть голову на северо-запад: уж если они все-таки там появились, то пусть все это произойдет неожиданно.