Сьюзан Ховач - Башня у моря

Мы думали, что ребенок не выживет. Он родился таким маленьким и болезненным, что даже молоко не мог сосать, а после рождения еще так потерял в весе, что превратился в маленькую пригоршню кожи и костей. Я слышала, как повивальная бабка буркнула Маделин: «Часто лучше, если такие умирают сразу». Это так расстроило меня, что я вспылила и запретила женщине приходить в дом. Я решила, что он должен выжить. Я отдавала ему все свое время и всю свою энергию, и в эти месяцы у меня, конечно, не оставалось времени на то, чтобы страдать по Драммонду.

Слуги напоминали друг другу, что мы с Патриком родственники, – мы и в самом деле дальние родственники, но никто не утруждал себя тем, чтобы посчитать, насколько далеко это родство, – а между родственниками кровь нередко разжижается. Всякие такие разговоры кумушек, омерзительная радость в предвкушении неизбежной трагедии и шепоток мне в спину. Я их всех ненавидела.

Мы назвали его Джоном. Я хотела назвать сына Фрэнсисом, но вначале его смерть казалась неизбежной, и я решила приберечь имя отца для сына, который будет здоровеньким, как Нед, а имя Джон – одно из тех немногих, по поводу которых у нас с Патриком не возникло споров.

Но Джон не умер. Он пил все больше и больше молочка с крохотной ложечки, которая помещалась у него во рту, а вскоре набрался сил и уже мог сосать сам из бутылочки. Однажды он улыбнулся мне, и тогда ничто уже не имело значения – ни Кашельмара, ни наша злосчастная судьба, потому что мой ребенок наконец набирался сил, и все в доме, начиная от Нэнни и кончая посудомойкой, твердили, что он выжил только благодаря мне.

– Когда маленький вырастет, чтобы играть со мной? – спросил Нед в свой четвертый день рождения в декабре.

– Потерпи немного, – ответила я, обняв его. Я чувствовала себя виноватой, потому что на протяжении всех этих тревожных месяцев слишком много занималась Джоном и не уделяла обычного внимания Неду. – Следующей весной он начнет ходить, и тогда играть с ним будет куда легче.

Но Джон поздно встал на ноги и к весне едва ли мог сидеть. Здоровье у него оставалось хрупким, и каждый его чих вызывал у меня тревогу. Но он был чудный ребенок. Черноволосый, с точеными чертами лица, и глаза у него имели необычную форму.

– Возможно, он вырастет не такой, как другие дети, – сказала мне Маделин, когда пришло время, а Джон никак не хотел вставать.

– Вырастет, как все! – сердито возразила я. Меня обидело ее замечание – ну и пусть Джон не такой шустрый, как Нед в его возрасте. – Ему нужны только любовь, уход и внимание.

Маделин больше не заговаривала со мной на эту тему, но Маргарет, приехавшая летом с сыновьями, меня успокоила.

– Господи боже! – воскликнула она. – Дэвид был таким толстым в возрасте Джона, что я думала, он так всю жизнь и просидит на полу, а посмотри на него теперь!

И я посмотрела на Дэвида, которому уже стукнуло шестнадцать: он все еще был полноват, но очень подвижен, и у меня на душе стало гораздо спокойнее.

Стоял сентябрь, и Маргарет гостила в Кашельмаре, когда мы получили письмо из Дьюнеден-касла: у Катерин легочное воспаление и она хочет увидеть нас.

– Я поеду только в том случае, если она умирает, – твердо сказал Патрик. Он не мог больше пяти минут находиться в одной комнате с мужем Катерин. – Я останусь с детьми, если ты хочешь поехать с Маргарет и мальчиками.

– Детей я возьму с собой, – сразу же ответила я.

– Ни в коем случае. Джон недостаточно крепок для такого путешествия, а Нед будет рыдать от скуки в Дьюнеден-касле. Черт побери, Сара, почему ты хочешь, чтобы дети всегда были при тебе? Ты не забыла, что они такие же мои дети, как твои? Без меня ты бы их не родила!

– Тем прискорбнее, – вырвалось у меня, и тут же между нами началась худшая ссора за многие месяцы.

Как обычно, Маргарет предложила приемлемый компромисс: Джон остается с Нэнни в Кашельмаре, а Патрик и Нед поедут со мной в Дьюнеден-касл.

– Потому что будет очень некрасиво, – строго заметила Маргарет, – если ты не приедешь, а Катерин вряд ли позвала бы нас, если бы не чувствовала себя очень больной.

Патрик мрачно согласился с тем, что она права, и мы стали готовиться, чтобы уехать как можно скорее. Необходимо было поспешать. Когда мы приехали в Дьюнеден-касл, посеревший лорд Дьюнеден сказал, что Катерин отходит, и через три часа после нашего приезда она умерла в возрасте тридцати восьми лет.

– Господи боже, – мрачно произнес Патрик, когда мы начали приходить в себя после потрясения, – теперь я попал в переплет.

Мы сидели в наших покоях перед обедом. За окнами ирландская зелень пряталась за влажным туманом, который прилепился и к серым стенам замка. Мои мысли были слишком заняты Катерин, и поначалу я не услышала, что он сказал, и даже, когда Патрик повторил свои слова, не поняла их смысла.

– Ты что имеешь в виду? – спросила я, вздрогнув.

– Я собирался попросить у Дьюнедена денег в долг, но в таких обстоятельствах это невозможно. Дьявольски неловко.

– Денег в долг?! – Его слова потрясли меня настолько, что я начисто забыла о Катерин. – Но, Патрик, я думала, наша финансовая ситуация после рождения Джона улучшилась! Ты даже поговаривал о поездке в Америку через год.

– Это верно, – неохотно согласился он. – Поговаривал.

– Но что случилось?

– Не впадай в истерику, дорогая.

– Я не впадаю! Просто хочу знать, что случилось.

– Неурожай случился, – сказал Патрик. – Прошлый год был ужасен, и в этом году ситуация явно не улучшится, поэтому арендаторы не могут платить арендную плату и… В общем, мои финансы поют романсы, мягко говоря. Будь у меня другой источник доходов – никаких проблем не возникло бы, но теперь все свои деньги я получаю только от Кашельмары, а Кашельмара даже в лучшие времена далеко не самое богатое ирландское имение.

– А почему арендаторов нельзя заставить платить? Наверняка у них остаются какие-то деньги!

– То немногое, что у них было, они истратили после первого неурожая, и Макгоуан говорит, что бессмысленно ждать от них того, чего у них нет. Сара, ты не понимаешь, насколько бедны эти люди. Они выращивают картошку для себя, а пшено и овес на продажу, чтобы платить ренту. Если неурожай, у них нет ничего. Макгоуан говорит, что я еще должен благодарить Бога, что неурожай не затронул картошку, потому что если бы это случилось, то все, включая и меня, стали бы нищими.

– Но что-то ты ведь можешь сделать! – в отчаянии воскликнула я. – Если нужно взять деньги в долг, то, может, Джордж…

– Джордж в той же мере зависит от своих арендаторов, что и мы, так что у него тоже наверняка наступили трудные времена. Нет, Дьюнеден был моей единственной надеждой. Разве что после похорон…