Сьюзан Ховач - Башня у моря

Мы возненавидели друг друга с первого взгляда.

– Кто вы? – спросил он – Как вас зовут?

– Меня зовут Максвелл Драммонд, – представился я, и мое имя, как всегда, придало мне уверенности; я поймал себя на том, что говорю с ним как с равным. – Я землевладелец, мое поместье лежит милях в двух от Кашельмары.

– Моя сестра ни разу не упоминала вас.

– Если вам нужно упоминание, – заметил я, – то почему бы вам не прочесть письмо?

Следует отдать должное Чарльзу Мариотту: он искренне любил сестру на свой собственный чванливый манер, и, когда прочел письмо, мне потребовалось немало труда, чтобы остановить его, иначе он бы на следующем пароходе помчался в Ирландию спасать Сару. Он настолько ужаснулся прочитанному, что совершенно забыл о своей неприязни и провел меня в свой кабинет, где можно было обсудить ситуацию без посторонних ушей.

– Первое, что вам необходимо понять, – объяснил я, полностью владея ситуацией к этому времени, – вы не можете въехать в Кашельмару на боевом слоне. Сара просила меня донести до вас это. Мистер Джордж де Салис попытался сделать это, и теперь он мертв.

– Но я не могу поверить, что убийство может остаться недоказанным!

– Почему нет? – удивился я. – В Ирландии это происходит все время.

– Но…

– Послушайте, мистер Мариотт, Сара планирует уйти и забрать детей. Если она попытается убежать, Макгоуан вернет ее и накажет, потому что в его интересах – и в интересах лорда де Салиса – сохранить брак. Лорд де Салис хочет оставить у себя детей, и ни он, ни Макгоуан не желают, чтобы мир узнал об их содомитских отношениях. А потому Сара может покинуть Кашельмару только с разрешения Макгоуана, а получить его можно единственным способом: дать неопровержимый предлог уехать – вот тут-то и необходима ваша помощь; я не знаю, о чем она просила вас в письме, но…

– Деньги. Этот тип – Макгоуан – жаден до денег.

У него все еще был ошеломленный вид.

– Значит, его нужно выманить деньгами. Вы должны написать вашему зятю и…

– Все! – резко оборвал Чарльз, и я увидел, что он вспоминает, кто мы оба такие. – Вы можете не сомневаться – я сделаю все необходимое. И вас буду информировать.

– Понимаете, в настоящее время мне нужна не информация, – спокойно ответил я, – хотя, конечно, буду вам благодарен за таковую, когда она появится. Мне нужны деньги. Я потратил последний пенс, доставляя вам письмо вашей сестры, а Сара сказала, что вы не допустите, чтобы я голодал. – Он начал снова копаться в карманах, но я сказал: – Мне не нужна милостыня, потому что я не попрошайка и не собираюсь им становиться. Дайте мне работу, и я позабочусь о себе.

Он оглядел меня с ног до головы, и я чуть ли не слышал, как он думает: бог ты мой, что мне с ним делать?

– Вы умеете читать и писать? – спросил он наконец с сомнением в голосе.

Ты саксонский сукин сын, подумал я, на тебя посмотришь – сразу видно: наследник Кромвеля.

– Я учился в лучшей школе к западу от Шаннона, – заявил я, – и завершил образование в Королевском сельскохозяйственном колледже в Дублине.

Он едва заметно усмехнулся и сказал, что найдет мне работу клерка в собственной конторе на Уолл-стрит.

– Хорошо, – согласился я. – Я возьму месячное жалованье авансом и, пожалуй, переменю свое мнение о благотворительности. Как насчет вознаграждения в двести долларов за мои курьерские услуги?

Он встал:

– Послушайте, Драммонд…

– Я думаю, вам следует проявить ко мне побольше щедрости, – перебил его я. – Саре очень не понравится, если она узнает, что со мной обошлись не как с другом семьи.

Он на моих глазах побагровел. Когда же снова смог заговорить, голос его звучал с гораздо большей гнусавостью, чем прежде:

– Я не знаю, каковы ваши отношения с моей сестрой, очень сомневаюсь, что она давала вам разрешение называть ее по имени…

Я рассмеялся. Он побагровел еще сильнее:

– …но со мной вы никак не связаны, и я никоим образом не обязан вам помогать. Вам это ясно? Я могу вышвырнуть вас в сточную канаву, если захочу, и для вашего сведения: нигде нет таких грязных сточных канав, как в Нью-Йорке. Так что вы получите от меня месячное жалованье авансом и ни гроша больше, и если вы ко времени прибытия моей сестры не хотите превратиться в нищего, то примите, что я даю, и благодарите меня за это.

Признаю, никак не думал, что ему хватит духу говорить со мной в таком тоне, а потому был слегка ошарашен. Но постарался не показать этого. Я пожал плечами, сказал, что ж, если он так предпочитает обходиться с гостем, который приехал в его страну, и другом его сестры, то пусть Господь его судит, а не я.

– Поэтому я говорю спасибо и больше ни слова об этом. – А потом добавил: – Я не из тех людей, кто носит в душе обиду.

Это неправда, но чутье твердило мне, что я должен умаслить его, пока он окончательно не вышел из себя и не отозвал своего предложения насчет работы и денег.

Следующие две недели стали для меня очень тяжелыми. Чарльз Мариотт сыграл свою роль. Он написал лорду де Салису, что хочет увидеть свою сестру и племянников, напоминал своему зятю, что он богатый человек с бесплодной женой. Я не сомневаюсь, все это было высказано самым изящным языком, но Макгоуан, несомненно, не мог упустить пункт, касающийся финансов. Денег в Кашельмаре после голода 1879 года не хватало, как сообщила мне Сара, а Макгоуан был не из тех людей, которые откажутся от денег, если увидят возможность их получить.

Так что Чарльз Мариотт играл свою роль, а мне приходилось играть свою – работать в его конторе, или офисе, как он его называл. Но мне такая работа была ненавистна, и я ушел через неделю. Я привык быть сам себе голова и проводить все дни на открытом воздухе; мне невыносимо сидеть дни напролет на высоком стуле и переписывать ряды цифр. Понять не могу, как можно жить такой жизнью? И я сказал об этом Чарльзу Мариотту и ушел.

– И как же вы собираетесь зарабатывать себе на жизнь? – поинтересовался он с очень саркастичной интонацией.

– Да не стоит вам беспокоиться, мистер Мариотт. Не думайте об этом, потому что не ваше это дело и нечего в него нос совать.

– Только не приходите ко мне, когда будете голодать, – бросил он.

Я и не пришел – потому что не голодал.

К тому времени я познакомился с другими ирландцами и вскоре знал ирландские бары, ирландские столовые и ирландские группировки, а потому нашел подходящую для меня работу. Был такой человек – Джим О’Мэлли, вероятно моя родня, и мы оба потомки королевы Грейс. Он владел заведением к югу от Канал-стрит, с игровым залом позади и девочками наверху. Ему нужен был человек, чтобы поддерживать порядок, если клиенты вдруг начнут буянить. Я обзавелся револьвером, разузнал все, что нужно знать об игре в покер, и вскоре жил себе припеваючи – имел два новых костюма, снял квартиру получше и каждый день ужинал мясом. Жилось мне неплохо, тут ничего не скажешь, но Сара все еще оставалась в Кашельмаре.