Сьюзан Ховач - Башня у моря

Чарльз Мариотт помрачнел, когда она сказала это, но что он мог возразить? Сара – его сестра, и пусть я ему сто раз не нравился, он все же хотел для нее лучшего. И тогда Чарльз предложил:

– Я еще раз напишу Патрику, скажу, что подумываю сделать Неда моим наследником. Может быть, это убедит его отправить в Америку твоего старшего сына, чтобы я с ним познакомился.

И вот так получилось, что четырнадцатого декабря 1885 года я впервые встретился с досточтимым Патриком Эдвардом де Салисом, сыном и наследником одиннадцатого барона де Салиса из Кашельмары.

Ему исполнилось двенадцать, и Сара из всех своих детей чаще вспоминала именно его. Она была слишком хорошей матерью, чтобы любить кого-то из своих детей в ущерб другим, но если бы кого-нибудь из них и любила сильнее, то Неда.

– Я люблю всех моих детей, – снова и снова повторяла она мне. – Они все для меня значат что-нибудь особенное.

И это было удивительно, но не только потому, что отвечало действительности, но и потому, что женщина, обладающая меньшим достоинством, в сложившихся обстоятельствах чувствовала бы себя подавленной. Например, ее второй сын Джон был идиотом, а многие родители считают оскорбительным для себя, когда у них рождаются такие дети, но я ни разу не слышал от Сары недоброго слова в его адрес. Она все время твердила, какой он ласковый, и ни слова о том, что мальчик не умеет ни читать, ни писать. Но я знал об этом, поскольку мисс Маделин де Салис из амбулатории поделилась этим с Эйлин, а уж мисс де Салис ни разу в жизни не солгала. Потом была ее младшая дочь, Джейн, зачатая так, что сам дьявол ужаснулся бы. К тому же она была некрасивая и дерзкая девочка, если верить мисс де Салис. «Ах, Джейн такая красотка, она будет привлекательной, когда вырастет, не удивлюсь, если даже привлекательнее Элеоноры», – сказала Сара с такой искренностью, что я даже подумал, уж не привирала ли мисс де Салис. «Она, конечно, немного капризна, но у всех детей бывает период, когда они капризничают».

О Джейн она говорила даже больше, чем о Джоне и Элеоноре, но о Неде еще больше, чем о Джейн.

Я отправился с Сарой в гавань встречать пароход, хотя Чарльз Мариотт не хотел, чтобы я там был, и предупредил сестру, что не поедет, если поеду я. Сара заявила, что и слышать об этом не хочет, и они поссорились, и Чарльз остался дома в благородном гневе, а мы с Сарой в его коляске поехали в гавань.

Сара так нервничала, я боялся, как бы она не упала в обморок. Пассажиры начали сходить по трапу, а она принялась говорить – и все ни о чем конкретном, – и цеплялась за мою руку, словно боялась упасть от волнения, и все это время шарила глазами по толпе – где ее дорогой мальчик.

Удивительно, что, несмотря на ее возбуждение, я его заметил первым. Он стоял, облокотившись на борт, на палубе и оглядывал толпу внизу. Я видел его раз или два, когда он отправлялся на прогулки верхом вместе с отцом, и узнал золотистый блеск его волос.

Сара начала плакать, но от восторга и счастья. Она все повторяла, что никак не может поверить в его приезд, а когда я смотрел на ее сияющее от счастья лицо, в голове вертелось только одно: значит, так тому и быть. У меня было немало времени привыкнуть к тому, что Нед будет с нами, и, хотя мне не нравилась мысль о том, что придется делить Сару с кем-то еще, я понимал, как важен для нее его приезд. А кроме того, я пережил немало мучительных месяцев разлуки с собственными детьми и, хотя теперь смирился с тем, что мне их еще долго не увидеть, прекрасно знал, каково это – тосковать по сыну. И ко времени приезда Неда убедил себя, что буду рад возможности приглядывать за мальчиком. Я не сомневался, поначалу для него будет трудно воспринимать меня как отчима, но я был готов относиться к нему как к сыну. В конечном счете все время повторял себе: у бедняги самый ничтожный из отцов, какие только бывают, так что я, по крайней мере, мог показать ему пример того, чего ему не хватало.

Он спустился по трапу.

Парень и впрямь выглядел отлично – высокий для своих лет, настоящий молодой джентльмен по тому, как гордо он держал голову. Нед здорово походил на своего отца, но я сказал себе, что это никак не должно влиять на мое отношение к нему. Поначалу он двигался медленно, чуть ли не лениво, словно хотел показать миру, какой он взрослый, но, когда увидел выражение лица Сары, тут же бросился в ее объятия.

– Как ты вырос! – вот все, что она смогла сказать, снова плача от радости. – Ах, как ты вырос!

Он рассмеялся. Когда я увидел, как Нед пытается освободиться из ее рук, сочувственно улыбнулся, потому что знал: ни один двенадцатилетний мальчишка не любит, когда мать слишком долго целует его. Но когда освободиться ему не удалось, он вежливо сдался и нежно, по-медвежьи, обнял ее, и она от радости даже охнула.

– Разве ты один? – спросила она, когда перевела дыхание. – Твой отец обещал прислать с тобой наставника. Ты еще слишком маленький, чтобы путешествовать в одиночестве.

– Мой наставник ушел, а мистер Макгоуан сказал, что можно сэкономить, не платя за лишний билет, ну и конечно, мама, никакой я не маленький!

– Разумеется, – согласился я. – Ты считай что взрослый.

Он развернулся. А когда увидел меня, его спина так резко напряглась, что Саре пришлось отпустить его.

– Максвелл, я должна вас представить, – скороговоркой произнесла она. – Познакомься – это Нед. Нед, это мистер Максвелл Драммонд. Я думаю, ты помнишь.

Он стоял словно вкопанный.

– Привет, Нед. Как поживаешь? – сказал я, протягивая руку.

Нед будто не заметил моей руки.

– Будьте так добры, для вас я мастер де Салис, – холодно отрезал он и, повернувшись к матери, грубо, как какой-нибудь уличный мальчишка, прорычал: – Когда, черт возьми, ты вернешься домой?

Господи боже, эта минута была ужас какой неловкой, тут и думать нечего, но, к счастью, Сара пребывала в таком радужном настроении, что ее трудно было огорчить.

– Дорогой, пожалуйста, не будь таким невежливым с мистером Драммондом. Он мне очень помог в Нью-Йорке.

Я решил не ждать, когда Нед прокомментирует ее слова… или вообще что-нибудь.

– Сара, я дождусь багажа, – заявил я. – Идите к экипажу.

– Нед, сколько у тебя вещей?

– Один кофр и один сундук, – процедил он, и уголки его рта опустились.

Вот ведь хмыренок! Если бы кто из моих сыновей повел себя так, я бы, ни секунды не медля, достал мой лучший кожаный ремень.

Багаж пришлось подождать, но потом я нанял носильщика, который отнес все это к экипажу Мариотта, а я открыл дверь, чтобы попрощаться с Сарой.

– Завтра утром зайду, как обычно, – сказал я, потому что мой рабочий день начинался в пять вечера, а по утрам я обычно был свободен. – Может быть, мы все вместе сходим на ланч в «Дельмонико».