Сьюзан Ховач - Башня у моря

Если парень поймет, что я могу пригласить его мать в такое место, как «Дельмонико», он дважды подумает, прежде чем смотреть на меня со своего аристократического высока.

– Это будет мило, – прощебетала она, и ее лицо снова засветилось.

А я подумал, хватит ли ей духу, чтобы поцеловать меня перед сыном. И ей хватило. Мужества и честности ей хватало, и я никогда не любил ее сильнее, чем после этого.

Я проводил взглядом экипаж, прогрохотавший по грязной мостовой, и вспомнил собственных сыновей – Макса и Дениса – далеко в Дублине, а когда добрался до своей квартиры, затосковал по самые уши. Выпил виски, но все виски в мире не могло разогнать мою тоску, а когда попытался написать сыновьям, то совсем впал в уныние, потому что знал: они не ответят. Но настанет день, и они поймут, почему я должен был встать против Макгоуана и рискнуть всем, что имел. Настанет день, и они поймут, что остались бездомными не по моей вине, а по вине Макгоуана и всех этих веков саксонских злоупотреблений и преследований.

И вот я думал и думал в этом ключе, пока наконец не забыл о моих мальчиках и не стал думать только о возмездии, которое воздам, вернувшись в Ирландию. Эти мысли быстро разогнали тоску, а слегка отоспавшись после выпивки, я надел свой лучший костюм, взял револьвер и отправился на работу.

На следующее утро зашел за Сарой.

Она приняла меня в маленькой комнате – мистер Чарльз Мариотт требовал, чтобы, перейдя порог его дома, я направлялся прямо туда, – и я сразу же понял, что вчерашнее радостное воссоединение стало главной сегодняшней проблемой.

– Я с ним говорила и говорила, – бормотала она, возбужденная нашим поцелуем, – но не могу заставить себя сказать ему правду. Чарльз твердит, что ему еще слишком рано это знать, но если Неду не рассказать, то он не поймет, почему я не могу вернуться к его отцу.

– Постой. – Я крепче прижал ее к себе, пока она не перестала дрожать. – Давай сядем и все обсудим спокойно.

И мы сели на мягкие сиденья, на темно-красной стене напротив нас висела огромная картина Гудзоновой долины, а в стеклянном аквариуме сидело чучело рыбки. Рыбка, казалось, всегда наблюдала за нами, и я, каждый раз глядя на нее, думал о той счастливой душе, которая не съела ее, как она того заслуживала, а сделала из нее чучело.

– Прежде всего, – начал я, взяв ее руку и говоря четко и рассудительно, – Нед должен знать, что происходит в Кашельмаре. Ему двенадцать лет, а мальчики в двенадцать знают уже все, что нужно знать.

– Нет, он не знает. Нед никогда не учился в школе. Никто с ним об этом не говорил. Я уверена, он совершенно невинный ребенок.

– Ерунда, – возразил я. – Это невозможно.

– Максвелл, ты не понимаешь. Мальчик, принадлежащий к его классу… – Она прикусила губу. – Не знаю, может, ты и прав, – прошептала она секунду спустя, – но из моих с ним бесед после его приезда я поняла: он даже не догадывается о том, что происходит. А мне не хватило мужества спросить у него напрямую, потому что… Максвелл, я боюсь ему говорить, но в то же время хочу, чтобы он знал. Если только он будет знать, то наверняка простит мне все.

– Ты, конечно, объяснила ему, что ни в коем случае не вернешься.

– Объяснила, но он и слушать не хочет. Говорит, что я должна передумать. Вот почему я уверена, что Нед не понимает.

– Пора ему уже понять, – проворчал я. – Я с ним поговорю.

– Но Чарльз считает…

– Бог с ним, с Чарльзом. Я не буду стоять с закрытым ртом, когда желторотый мальчишка требует, чтобы ты вернулась и жила с пьяницей и извращенцем.

– Но, Максвелл… – Она замолчала.

– Да?

– Может быть, лучше с ним поговорить Чарльзу? Понимаешь…

– Почему?

– Понимаешь… – Она не могла придумать, что сказать дальше.

– Ты мне не доверяешь?

– Конечно доверяю. Но может быть, лучше, если он узнает правду от Чарльза – своего дяди?

– Послушай меня, кто бы ему ни сказал, Неду придется нелегко. У твоего брата нет сыновей, а у меня – два. И я знаю, что говорят детям в его возрасте. И потом, судя по твоему брату, ему нелегко говорить о блуде с собственной женой, а уж рассказывать о содомии племяннику будет и того труднее. Я это сделаю, Сара, и ты не должна беспокоиться, я найду нужные слова.

– Ты с ним будешь добр? – спросила она, едва сдерживая слезы. – Ты будешь мягок?

– Он твой сын. И я бы хотел относиться к нему как к собственному.

Если он позволит, добавил я про себя, но не сказал ей, что начал пересматривать отношение к этому высокомерному маленькому снобу, которого она притащила в Америку. А вскоре я вообще пожалел о том, что так горел желанием объяснить ему поведение его матери, потому что, едва расставшись с Сарой, ясно понял: это будет не разговор, а черт-те что.

Я решил не попадаться ему на глаза в течение недели, дать ему шанс остыть. И оказался прав: Сара сообщила, что ситуация улучшилась. Чарльз проявлял интерес к племяннику и заступался за Сару. Нед забыл о своей хандре, решил оставить мысли о доме и получать удовольствие от Нью-Йорка. Днем Сара водила его то в зоопарк, то в Центральный парк, то в театр, а Чарльз познакомил его с детьми своих друзей, и они вместе катались на лошадях, и, только когда Сара сказала мне, что Нед снова заговорил о Кашельмаре, я решил сделать свой ход.

– Я приглашу его на обед, – предложил я, ведь он вряд ли станет в этом случае ссориться со мной, и мы будем к тому же находиться в публичном месте. Кроме того, я знал отличный ресторан между парком Грамерси и Бродвеем, где я мог получить скидку по счету. – Сделай так, чтобы я увидел его завтра, когда приду, и я его приглашу.

Я не был уверен, согласится ли он увидеть меня, но знал, что Сара сумеет его убедить, и вот чудеса: когда я пришел, он спустился с ней в маленькую комнату и встал неподвижно под чучелом рыбки. На сей раз я не совершил прежней ошибки – не протянул ему руку, просто улыбнулся и поинтересовался, как ему нравится Нью-Йорк.

– Ну, это познавательно, думаю, – высокомерно процедил он, – но я не могу сказать, что меня так уж интересуют города.

– Тогда у нас есть по крайней мере одна общая черта, потому что я тоже не выношу города. Может быть, ты окажешь мне честь – пообедаешь со мной как-нибудь вечером, и мы поговорим час-другой про Ирландию.

Он посмотрел на мать. Та ответила ему таким трогательным взглядом, от которого у любого мужчины голова пошла бы кругом, а у него уголки рта снова опустились.

– Хорошо, – коротко согласился Нед. Не добавив ни «спасибо», ни «сэр», ни даже «мистер Драммонд». Он был упрям как осел.

– Завтра тебя устроит? – уточнил я, а когда он мрачно кивнул, добавил: – Я приду в семь. – После чего повернулся к Саре, чтобы она завершила беседу.

– Я поеду прогуляться с мистером Драммондом, – сообщила она ему. – Ты не хочешь с нами, дорогой?