Татьяна Муравьева - Жены и девы Древней Руси

Гаральд набрал храбрую дружину и собрался в путь. Покидая двор Ярослава, он зашел попрощаться с Елизаветой и сказал ей:

– Я отправляюсь в далекие, неведомые страны и не знаю, когда вернусь. Будешь ли ты ждать меня?

Но княжна, не смея ослушаться отца, лишь опустила глаза и не ответила ни да, ни нет. Гаральд отправился в путь с сокрушенным сердцем.

Скоро слава его уже гремела по всему свету. Из уст в уста передавались рассказы о храбрости Гаральда, о его удивительных подвигах и приключениях. Он воевал на Сицилии и в Африке, штурмовал неприступные крепости на Востоке и служил у византийского императора, сражался с морскими разбойниками и был у Гроба Господня в Иерусалиме.

Драккар. Рис. Татьяны Муравьевой

И каждый раз, захватив богатую добычу – золото и серебро, драгоценные украшения тонкой чужеземной работы и шелковые узорные ткани, – отсылал все это в Киев в дар Елизавете Ярославне. А Елизавета ежечасно думала о Гаральде, трепетала при мысли об опасностях, его окружающих, и молила Богородицу сохранить его от вражеских мечей и от гибели в морской пучине.

Однажды, когда Елизавета стояла на коленях перед иконой, к ней в светлицу вбежала взволнованная служанка.

– Госпожа, – закричала она. – Там пришел бродячий певец, и все уже собрались, чтобы его послушать.

Елизавета поднялась и поспешила за служанкой.

В просторной горнице было тесно от людей. Посередине в резном кресле восседал князь Ярослав, окруженный своей семьей, поодаль расположились бояре, боярские жены, воеводы и знатные дружинники, в дверях толпились простые воины и слуги. Певец сидел на лавке, рядом с ним, прислоненная к стене, стояла арфа. По одежде Елизавета признала в певце варяжского скальда, но было видно, что явился он из жарких стран: лицо и руки его были покрыты темным загаром, светлые волосы выгорели до белизны.

– Как твое имя, добрый человек? – спросил князь Ярослав.

– Мое имя – Холльдор, – ответил певец с поклоном. – И, скажу не хвастаясь, это – славное имя, немного среди скальдов найдется мне равных.

– А издалека ли ты прибыл?

– Я сопровождал господина моего Гаральда – и этим все сказано.

При этих словах сердце Елизаветы замерло, и тут же гулко забилось.

А скальд продолжал:

– Я уж и не упомню всех стран, в которых мы с ним побывали, и всех подвигов, которые совершили! Гаральд – самый отважный воин, какого я встречал в своей жизни. А его дерзость и изобретательность не уступают его отваге. И поскольку он не только господин мой, но и друг, я всегда готов рассказывать о его славных деяниях всем, кто желает слушать.

Скальд быстрым взглядом окинул присутствующих и, увидев, что все с нетерпением ожидают занимательной истории, начал говорить красиво и складно, будто читал по писаному.

– Было это в Сарацинской земле. Однажды подошли мы к большому городу. Окружали его такие высокие и крепкие стены, что нечего было и думать взять его штурмом. Кругом лежала плоская равнина, прорезал ее только один овраг, на дне которого тек быстрый ручей. И вот господин наш Гаральд приказал рыть вдоль ручья подкоп под стены. Сменяя друг друга, рыли мы днем и ночью, а вынутую землю бросали в ручей, и ее уносило течением. Наконец работа была окончена. Мы взяли оружие и полезли в подкоп. Миновав стену, начали рыть у себя над головой, чтобы выбраться на поверхность, и, наконец, дорылись до камней, скрепленных известью, а когда проломили их, то оказалось, что это был каменный пол местного трактира. Горожане сидели за столами и пили пиво. Надо было видеть их рожи, когда мы с воинственными криками выскочили из пролома! Все они тут же сдались и запросили пощады, которую господин наш охотно им даровал, взяв взамен с города богатую дань.

Слушатели засмеялись, одобрительно зашумели, и скальд, воодушевленный всеобщим вниманием, продолжал:

– А еще был такой случай. Осаждали мы город, в котором засел такой сильный гарнизон, что мы никак не могли его одолеть. Каждый день шли мы на приступ, но были вынуждены отступать, потеряв многих воинов убитыми и ранеными. Тогда господин наш Гаральд сказал: «Раз мы не можем взять этот город силой, возьмем его хитростью» – и велел нам распустить слух, что он тяжко болен и лежит при смерти. Осажденным было хорошо видно со стен все, что происходит в нашем лагере. Мы расстелили на земле плащ, уложили на него Гаральда и начали плакать над ним и причитать. А потом, когда он подал знак, громко закричали: «Умер!» После этого мы вступили в переговоры с горожанами и попросили разрешения похоронить нашего господина в городе на освященной земле. Горожане тут же согласились на эту просьбу, и священники даже начали спорить между собой, при каком храме будет погребен Гаральд, справедливо полагая, что могила такого знаменитого воина привлечет большое количество паломников и принесет хорошие доходы. И вот мы уложили Гаральда в гроб, не забыв, впрочем, положить вместе с ним оружие, шестеро воинов подняли гроб на плечи, а остальные пошли следом, делая вид, что утирают слезы. Горожане открыли ворота, и мы вошли в город, где нас уже ожидали священники в полном облачении, готовые совершить погребальный обряд. Но тут, к изумлению и ужасу горожан, господин наш открыл глаза и с мечом в руках выпрыгнул из гроба. Мы тоже выхватили мечи, спрятанные под одеждой. Защитники города не ожидали нападения, поэтому одни из них были сразу же перебиты, другие сдались, и нам опять досталась богатая добыча.

Слушатели снова зашумели. Одни восхищались хитроумием Гаральда, другие – искусством рассказчика, который так занимательно о нем поведал.

– А правда ли, – спросил князь Ярослав, – какое-то время Гаральд служил византийскому императору?

– Правда, – ответил Холльдор, – император поставил его во главе одного из отрядов, а после того, как он одержал несколько блестящих побед и на суше, и на море, сделал предводителем всего войска, положив ему такое щедрое жалованье, какого не получал ни один полководец. Однако Гаральд вскоре покинул эту службу.

– Почему же? – спросил один из воевод. – Ведь быть предводителем войска – большая честь, особенно если получаешь при этом хорошее жалованье.

– Все это верно, – согласился скальд, – но случилось так, что жена императора, императрица Зоя, женщина уже не молодая, но еще очень красивая, воспылала страстью к нашему Гаральду и стала домогаться его любви. Он же ответил ей, что его сердце навеки отдано другой красавице.

Тут скальд замолчал и многозначительно посмотрел на Елизавету, а затем продолжал:

– Тогда оскорбленная императрица оклеветала Гаральда перед императором, сказав, что во время последнего похода он утаил часть добычи и вместо того, чтобы внести ее в казну, оставил себе. Император поверил и приказал бросить Гаральда в темницу, а вместе с ним ближайших его друзей и помощников – меня и еще одного человека, Ульва, сына Оспака. Местом нашего заточения стал бревенчатый поруб без окон и дверей с одним лишь отверстием в кровле. Нас спустили в поруб через это отверстие на веревке, и через него же один раз в день спускали краюху хлеба – одну на троих, и кувшин воды.