Лев Демин - Семен Дежнев — первопроходец

— Негоже беспричинно озлоблять туземцев, притеснять их, грабить. Ласками, дружеским обращением можно найти в них друзей. И не забывайте, что они тоже люди.

Завершился продолжительный отдых в Тобольске. Снова в путь. Из Иртыша подымались по Тоболу и Туре, рекам иртышского бассейна, до Верхотурья. А дальше переходили тропами через Каменный пояс — Уральский хребет, за которым уже начиналась европейская часть России. Там путь пролегал по рекам, по трактам через Соликамск, Великий Устюг, Тотьму, Вологду, Ярославль, Сергиев Посад. До Устюга дорога была знакома Дежнёву. Этим же самым путём.

только в обратном направлении, шёл он много лет назад в Сибирь с партией молодых рекрутов-казаков, завербовавшихся на государеву службу. Дальнейшей дорогой Семён Иванович ехал, восхищаясь каменными громадами палат и церквей, кремлёвскими и монастырскими ансамблями встреченных городов. Середина — вторая половина XVII века были взлётом русской архитектуры.

Те города, через которые проходил отряд Ерастова, могли похвастать великолепными архитектурными ансамблями. Такой гармоничной красоты ленские люди никогда в жизни не видывали.

По предъявлении грамот представителям власти, воеводы, управители острогов, обязаны были оказывать отряду Ерастова всякого рода содействие, предоставлять транспорт — речные суда или лошадей. На этот счёт действовал специальный указ. Но на практике он далеко не всегда выполнялся. Приходилось отряду днями и неделями ждать положенной по закону помощи, слёзно вымаливать струги или лошадей. Местные власти норовили дать старое, непригодное для плавания судно, худых лошадей и меньше, чем их требовалось для перехода. Досматривая груз, таможенные чиновники, бывало, придирались без достаточных на то оснований и задерживали движение отряда, надеясь таким образом выманить взятку. Взяточничество, вымогательство было широко распространено среди чиновных людей. Поэтому не один раз приходилось раскошеливаться, чтобы стронуться с места после долгой вынужденной остановки. Так было и в Сибири, так было и за Каменным поясом. О продажности русского чиновничества писал Юрий Крижанич, наблюдавший это явление.

Отряд приближался к Москве. Остались позади Ростов с его белокаменными соборами, Переславль-Залесский, живописно раскинувшийся на берегу Голубого озера. Миновали Александровскую слободу, в которую удалялся из Москвы со своими опричниками царь Иван Грозный. И вот Посад. Издали виден величественный монастырь с зубчатыми стенами и золотистыми куполами храмов. Над храмами и монастырскими палатами возвышается массивный, тяжеловесный куб Троицкого собора, увенчанного пятью луковичными куполами.

Остановились на отдых в монастыре. Поклонились праху Сергия Радонежского, основателя монастыря и духовного организатора победы русского оружия над Мамаем. Ерастов и Дежнёв разговорились со старым монахом, прислуживавшим у святого источника, вблизи паперти большого собора.

— Откуда путь держите, Божии странники? — спросил монах.

— Из Восточной Сибири, — ответил Ерастов. — Два с лишком года в пути.

— Бог вам в помощь. Я ведь ратником был в воинстве царя Бориса. В миру Герман, под клобуком Герасим. Грехи старые замаливаю.

— Так ли уж много нагрешил, брат Герасим? — спросил его Дежнёв.

— Много, немного — то одному Господу Богу ведомо. Эти монастырские стены всякого повидали. Я ещё послушником был, осадили монастырь, помню, полчища Тушинского вора с поляками. Зело злая сеча была. С нами были ещё стрельцы, крестьяне-ополченцы из окрестных деревень. Я вон на той дальней башне находился с пищалью. Отбили натиск неприятеля, хотя и не досчитались многих.

Словоохотливый монах ещё долго рассказывал казакам о делах минувших, о том, как ему, молодому тогда послушнику, пришлось взяться за оружие, отстреливаться из пищали, а потом подменить убитого пушкаря.

— Зело злая сеча была, — повторил он. — А тушинцев и поляков знатно проучили...

Отряд прибыл в Москву в сентябре 1664 года, оставив позади тысячи пройденных вёрст. Столица показалась Дежнёву и его товарищам невиданно огромным, пёстрым и суетливым городом.

— Поболее Великого Устюга будет! — восторженно воскликнул Григорий Пискун — сам устюжанин.

— И Тобольска, и Вологды поболее, — отозвался Артемий Солдатко.

— А по моему разумению, Москва самый огромный город на земле. Десять Великих Устюгов... А Тобольск в сравнении с Москвой — деревня, — высказался ещё кто-то.

— Смотрите, мужики, Кремль... Здесь царь живёт. Красотища-то какая! — воскликнул Дежнёв, указывая на кремлёвские стены, когда отряд въехал на Красную площадь.

Увидели главки храмов с золочёными куполами, подымавшимися над зубчатой стеной Кремля, башни с воротами. Все кремлёвские башни были разными, не похожими одна на другую, увенчанными разными кровлями. Охранялись ворота стрельцами с самопалами и бердышами. А на краю Красной площади, поперёк её, увидели сибиряки чудо чудное, диво дивное, многоглавный пёстрый, как расписной пряник, храм. Несравним по красоте с другими московскими храмами. А главки его разноцветные, расписные луковицы. И ни одна на другую не похожа. На паперти убогие побирушки толпятся. Не удержался Семён Иванович, спросил у пристава, прогуливавшегося перед папертью, как называется этот чудный храм.

— Разве не знаешь? — спросил удивлённый пристав. — Каждый мальчишка сопливый знает, как называется сей храм.

— Откуда нам знать? — простодушно ответил Дежнёв. — Сибиряки мы. В Москве впервой.

— Тогда слушай и на ус наматывай. Сей храм называется Храм Покрова. А другое его название — храм Василия Блаженного. Жил такой Божий человек, юрод можно сказать. Самому царю Ивану Васильевичу не боялся правду-матку в глаза резать. Царь уже на что грозен и своенравен был, а блаженного выслушивал, в обиду не давал. Теперь знаешь, что это за храм?

Дежнёв поблагодарил пристава за разъяснение и попросил его показать дорогу к Сибирскому приказу.

Двигались лабиринтом узких кривых улочек. Город в основном бревенчатый, поэтому часто случались пожары. Выгорали целые кварталы и улицы. Если едешь через всю огромную Москву, непременно встретишь то тут, то там пепелище. Избы на подклете с подслеповатыми оконцами, затянутыми бычьим пузырём. Бревенчатым настилом выложены и многие улицы, чтоб прохожий не потонул в раскисшей грязи. В Китай-городе, куда привёл пристав сибиряков, почаще встречались богатые боярские и купеческие палаты. Некоторые были каменными под медными кровлями. А храмов встречалось на пути отряда великое множество. Сколько всех храмов в Москве — не пытайся сосчитать, всё равно собьёшься со счёта. Сами москвичи говорят — сорок сороков. Среди них чудной работы каменные громады, опоясанные узорчатыми бордюрами из изразцовых плиток, украшенные резьбой по камню. А большинство храмов — совсем маленькие, одноглавые бревенчатые церквушки, такие, как на северных погостах. Таких храмиков великое множество. Тянутся они к небу своими луковичными, шлемовидными, шатровыми главками.