Лев Демин - Семен Дежнев — первопроходец

Вернулись в лагерь дежнёвцев только трое из двенадцати, Фомка Семёнов Пермяк, Сидорка Емельянов и Ивашка Зырянин. Поведал Фомка Дежнёву грустную новость.

Обессиленные люди отказались идти дальше, вернее, были уже не в силах двигаться. Не было сил и возвращаться. Стали рыть в снегу яму для ночлега.

— Совсем выбились из сил. Переспим в яме, а там посмотрим, — сказал один из казаков.

— Стал я убеждать людей не делать этого, — рассказывал Фомка. — Соберите последние силёнки и возвращайтесь в лагерь. Снежная яма может стать вашей могилой. Замёрзнете. Не послушались меня. Сумел уговорить только двоих, Сидорку да Ивашку. Да и те еле добрели. Я вот ещё держусь.

— Ты молодец, Фомушка, — похвалил его Дежнёв. — Низко кланяюсь тебе. Вот отведай копчёной оленинки, подкрепись.

Дежнёв достал из заплечного мешка заветную заначку — кусок оленины, который берег на крайний случай, и протянул Пермяку.

Тот схватил оленину и жадно съел.

— А теперь отдохни, Фомушка, поспи, — сказал Семён Иванович. — А утром будет тебе важное задание.

Фомка был самым сильным и выносливым в отряде. И Дежнёв поручил ему отправиться на розыски отставших товарищей. Судьба обессиленных и голодных людей, оставшихся где-то в снежной пустыне, тревожила весь отряд. Фомка говорил Дежнёву:

— Припасы последние поели. Принялись за кожаные ремни, парки изношенные, голенища сапог. Слёзно молили меня люди прихватить какой угодно еды.

— Далеко ли то место, где ты спутников своих оставил? — спросил Дежнёв.

— В трёх переходах отсюда.

— Дойдёшь?

— Дойду, Семён Иванович.

— Дал бы тебе в спутники Сидорку с Ивашкой. Так, видать, оба совсем плохи.

— Дойду один.

Дежнёв поделился с ним, чем мог. Оказался у Фомки туго набитый, увесистый заплечный мешок да ещё ружьё. Встал Пермяк на лыжи и побежал по снежной целине мелкой рысцой.

Он возвратился один, без спутников.

— Не нашёл их на месте, — только и мог сказать Фомка Дежнёву.

— Может, захватили их какие-то неведомые нам иноземцы? Люди наши изголодались, ослабли. Сопротивление оказать не смогли.

— Трудно в это поверить, Семён Иванович, места здесь безлюдные. Нигде человеческого следа не встретилось.

— Скорее всего обессиленные люди умерли голодной смертью и замёрзли. А метель замела их снежную могилу. Вот и не нашёл ты бедняг, Фома.

— И это могло быть. Потому и не нашёл их останков.

— На какой день ты пришёл к ним на помощь после того, как оставил их?

— На седьмой день.

— Наверное, выручать их было уже поздно.

— А ведь могло случиться, Семён Иванович, и нападение полярных волков. Сильный зверь, хищный. По дороге встретил пару серых, отпугнул их выстрелами.

— И такое могло случиться, Фомушка. Напала стая волков. А обессиленные люди не могли оказать зверю сопротивление.

Отряд лишился девяти человек. Это была ощутимая потеря. Помолились за упокой души новопреставленных рабов Божиих.

Остатки отряда зазимовали в районе устья в ожидании благоприятного для плавания времени, когда Анадырь вскроется и очистится ото льда. Как удалось перенести страшную зиму? Соорудили жилище типа балагана из леса-выкидника с очагом, завалили снаружи снегом, чтобы ветер не задувал. Питались плохо. Иногда удавалось бить зверя. В голодную зиму не приходилось быть разборчивым в пище — рады были и песцу, и волку, и медведю-шатуну. Изредка удавалось подстрелить полярную птицу и заняться подлёдным ловом рыбы. Дежнёв всё же настоял, чтобы отряд, собравшись с силами, вырубил в толще льда прорубь, в которую можно было забросить сеть. Но прорубь быстро затягивало новым слоем льда. Вырубить быстро новую прорубь уже не было сил. Дежнёв заставил казаков пить хвойный настой. По берегам Анадыри кое-где росли чахлые карликовые хвойные деревца. Люди собирали хвою, варили в котелке и пили, морщась. Дежнёв прослышал, что хвойный настой — хорошее средство против цинги. Совсем избежать этой коварной болезни всё же не удалось. За зиму умерли от цинги, или чёрной смерти, как называли её мореплаватели, ещё трое. Осталось двенадцать человек, как-то выживших. Всего двенадцать из всей многолюдной экспедиции.

Дежнёв с товарищами стали русскими первооткрывателями Анадыри и нового обширного края, охватывавшего анадырский бассейн. Если бы Семён Иванович Дежнёв совершил только это открытие, он по праву вошёл в историю как выдающийся первопроходец. Открытие это было осуществлено дорогой ценой, за него было заплачено человеческими жизнями. Но разве другие великие географические открытия обходились без жертв?

Наконец суровые зимние месяцы остались позади. Потаяли снега. С гулом лопалось ледяное покрытие, сковывавшее лиман и реку, громоздились остроконечными торосами льдины, накатываясь друг на друга. Потом начался ледоход. Нескончаемой вереницей плыли по реке осколки льда разных форм и размеров, иногда они образовывали ледяные заторы, вокруг которых бурлила и клокотала вода. Наконец ледоход прошёл. Зазеленели свежей травой берега, холмы, расцветились неброской раскраской тундровых цветов. Ожил багульник, давая о себе знать резким пряным запахом. Появились перелётные птицы, оглашая окрестности разноголосым криком. Шёл в реку на нерест плотными косяками лосось, растекаясь по впадавшим в Анадырь речушкам и ручьям. Вслед за лососёвыми косяками появилась в лимане и в низовьях реки проворная нерпа, желая полакомиться рыбой. А на берега ручьёв выходили порыбачить и отощавшие за время зимней спячки медведи.

Воспрянули духом дежнёвцы, возрадовались скупому весеннему солнцу, свежим краскам тундры. Принялись за рыбную ловлю, охоту на гусей и лебедей. Собирали черемшу, верное средство от цинги и хорошую приправу к еде. Тщательно выбирали подходящий плавник, которого немало наносило с верховьев Анадыри, и взялись мастерить дощаники.

В начале лета 1649 года, когда река полностью очистилась ото льда, маленький отряд спустил дощаники на воду и тронулся в путь вверх по Анадыри. «И пошли 12 человек в судах вверх по Анадыре-реке и шли до анаульских людей» — сообщает Дежнёв в той же отписке.

По мере того как дежнёвцы подымались по реке, природа становилась вовсе не такой скудной, как в районе устья и лимана. По анадырскому краю проходит граница между зоной тундровой и лесотундровой, переходящей в таёжную. На берегах Анадыри встречались заросли ивы разнообразных видов. Выше по реке стали появляться отдельные рощицы лиственных пород: берёзы, ольхи, тополя. Толстоствольные тополи поражали своими гигантскими размерами и казались сказочными великанами. На пригорках кое-где росла лиственница, зеленевшая свежей хвоей. Это была здесь единственная хвойная порода, если не считать чахлого, стелящегося по земле кедрового стланника, которого было немало в окрестной тундре.