Виктор Мануйлов - Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

Трижды прозвучал прощальный салют, гробы опустили в могилы, мимо прошли бойцы взвода и все жители поселка, бросая горстями желтоватую глину пополам с торфом.

Андрей стоял в изголовье, пропуская людей, думал, что совсем не испытывает положенной в данном случае скорби, да и мало кто ее испытывает, разве что женщины, что у всех на душе совсем другое: они в первом же бою побили немцев, потеряв всего трех человек. Он думал, что чувство торжества у многих странным образом уживается со смертью этих трех человек, еще несколько часов назад живших со всеми одной жизнью, думавших одну думу, что всякая победа есть трагедия, отличающаяся от поражения лишь соотношением погибших с той и другой стороны, что даже раненые радуются вместе со всеми, а все вместе еще и тому, что остались живы. Он думал, что ему придется писать похоронки и отсылать их родным, и весь ужас трагедии этих трех человек раскроется далеко отсюда и незаметно для тысяч и тысяч других людей.

На складе поселка нашлась зеленая краска, кресты на бронетранспортерах замазали, но красной краски для звезд не нашлось, воткнули, куда могли, красные флажки. Андрей тут же приказал снарядить два бронетранспортера. В кузова рассадили и уложили раненых и пленных, предварительно их связав; надзирать за пленными Задонов отрядил восемь бойцов. Сам же Порхов и повел бронетранспортеры в штаб батальона с докладом.

— Смотрите, ребята, чтобы вас свои же за немцев не признали, — наказывал им Задонов. — Да и по сторонам поглядывайте: мало ли что.

Пришли двое из тех, кого Порхов назначил в дозор, доложили, что оставшиеся в живых немцы ушли в сторону Шаблыкино. Задонов отрядил туда же местных ополченцев, чтобы разведали, что там, в этом Шаблыкино. И устроили завал. Те взгромоздились на лошадок, поехали. У каждого за спиной немецкая винтовка, за поясом немецкие же гранаты.

Ярко светило закатное солнце, лес горел и плавился под его лучами, тихо роняя последние листья, сосновые боры бронзовели стройными стволами, ели чернели густой, будто опаленной огнем хвоей. С юга доносился шум боя, то откатываясь вдаль, то приближаясь.

Взвод разбирался с трофейным оружием, для минометов и пушек рыли окопы, устраивали новые пулеметные гнезда, ходили часовые. Смеркалось. Казалось, что в этот день уже ничего не может случиться.

Самолеты появились над поселком неожиданно. Под рев пропеллеров застучали пулеметы и пушки, посыпались бомбы. Андрей в это время сидел в бараке, записывал в блокнот, служивший обер-лейтенанту Корфису чем-то вроде дневника, его же наливной ручкой впечатления от минувшего дня. Представлял, как расскажет об этом бое своему дяде Алексею, как будет тот удивляться и, может быть, напишет рассказ.

Одна из бомб взорвалась, пробив крышу барака, в соседнем помещении, отшвырнув Андрея взрывной волной к стене. Оглохший, еще не сообразивший, что произошло, он с трудом поднялся на ноги. Сверху свисали балки, чудовищным веером топорщились потолочные доски. Откуда-то слышался сдавленный стон, густо тянуло гарью.

Задыхаясь от дыма, собрав кое-как бумаги и запихнув их в полевую сумку, Андрей кинулся к двери, но дойти до нее не успел: новые взрывы грохочущей волной прокатились по поселку. Чудом падающие бревна и рушащиеся стены барака не задели Андрея, сжавшегося в комок в самом углу перед дверью. Когда взрывы затихли, он вывалился на крыльцо вместе с дверью и, шатаясь, побежал к окопам, прижимая к груди полевую сумку. На бегу успел заметить несколько человеческих тел, неподвижно застывших на небольшой площади, где еще недавно взвод принимал присягу, горящий бронетранспортер, дальний барак. Миновав огороды, свалился в окоп, и тут еще одна волна самолетов с воем и визгом пронеслась над поселком, и новый грохот охватил все пространство, заставляя людей вжиматься в сырую землю.

Поселок горел. Одни бойцы пытались растаскивать бревна, другие собирали убитых и раненых. Андрей ходил по поселку, отдавал какие-то приказания, а в нем все сжалось от обиды и горя, от чувства собственной вины перед погибшими товарищами: это он не предусмотрел подобного развития событий, хотя они были настолько очевидными, что только крайне зазнавшийся человек мог не предвидеть последствий разгрома немецкой моторизованной роты. А ведь у него на руках имелись все данные, чтобы ожидать подобного шага со стороны противника. И где-то в подсознании билась мысль, что он после этого не имеет права жить и честно смотреть людям в глаза.

От бомбежки погибло девять человек, семнадцать получили ранения, двоих не смогли найти. Скорее всего, они сгорели в бараке. Стон, который Андрей слышал после первой бомбардировки, подтверждал это. Но самое неприятное — ранены были оба отделенных командира. Раненых перевязали, убитых похоронили. На этот раз без недавней торжественности, зато с плохо скрываемым недоумением. Пожары не тушили: и нечем, и недосуг. Сгорел, к тому же, один бронетранспортер, у другого сорвало гусеницу, был уничтожен один трофейный миномет и три пулемета.

Задонов велел обновить окопы, распределил заново бойцов по позициям, назначил новых отделенных. К этому времени вернулись посланные к Шаблыкино разведчики, доложили, что, да, в деревне много немцев, бронетранспортеров и даже танков, что оставшиеся в живых немцы достигли деревни и, разумеется, рассказали о том, что произошло с их ротой, что завал они сделали, и не один, а целых три, и в таких местах, что растащить их будет не так просто. Но все равно, если не с утра, то к вечеру завтрашнего дня надо ждать гостей.

Однако около полуночи прискакал посыльный и привез письменный приказ командира батальона, который предписывал Задонову покинуть вместе со своим взводом поселок, двигаться ускоренным маршем по направлению Новопетровска, куда отходит батальон.

Собрались, погрузились в бронетранспортеры, тронулись. Впереди ехал на лошади один из рабочих поселка, на круп лошади и спину его брошена белая простыня, за ним, ориентируясь на это мутное пятно, ползла танкетка, сам Андрей сидел за ее рычагами. Мысль о самоубийстве отодвинулась куда-то в темноту: он должен привести взвод к своим, а там будет видно. Позади остался разрушенный поселок, могилы его товарищей, которых он не смог уберечь от вражеских пуль и осколков.

Их провожали несколько поселковых рабочих. Они стояли рядом с подводой, груженой трофейным оружием, озаряемые затухающими пожарами.

Деревня Федоровка была пуста: ни батальона, ни немцев. Зато взвод встретил отделенный Порхов со своими бойцами. Доложил, что оба бронетранспортера сдал командованию, что батальонный хвалил их и велел дожидаться взвод, чтобы вместе с ним идти к Новопетровску.