Виктор Мануйлов - Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

И Рокоссовский знал, что Жуков не отдаст его под трибунал по тем же самым причинам. Более того, не Жуков назначает генералов на армии, а Верховный, не Жукову и снимать. Хотя, при определенных обстоятельствах, может содействовать не только снятию. Но дело не в угрозах, а в тоне, каким Жуков дал отповедь командующему армией Рокоссовскому: таким тоном он еще с ним не разговаривал. Впрочем, понять Жукова можно: фронт трещит то там, то здесь, немцы в нескольких десятках километров от Москвы, а отвечает за все про все перед Верховным именно командующий фронтом. Но Жуков сидит за десятки километров от места событий, и не на глазах Жукова, а на глазах Рокоссовского немецкие танки крушат оборону его армии. Наконец, и сам он, Константин Рокоссовский, не хуже Жукова понимает положение, сложившееся на фронте, и не попади он, будучи комбригом, в жернова Большой чистки, командовал бы сегодня фронтом, может быть, даже вот этим, Западным, а Жуков, как и встарь, ходил бы у него в подчинении. Все дело в везении. И ему, Рокоссовскому, в начале его военной карьеры везло: командуя кавалерийской бригадой, он обошел с тыла китайские войска во время так называемого вооруженного конфликта на КВЖД в ноябре 1929 года и тем самым способствовал решительной и быстрой победе наших войск. Но его победа забылась за давностью лет, в 1937 на него написали донос, и, как следствие: исключение из партии, арест, лагерь. А Жуков сумел выкрутиться, затем разгромил япошек на Халхин-Голе и оттуда полез вверх. Жукову повезло, а ему, Рокоссовскому, нет. Сейчас им пока не везет обоим. Но дать себя раздавить немецким танкам…

И Рокоссовский снял трубку и попросил соединить его с Кремлем.

Через час в штаб Западного фронта позвонил Сталин:

— Товарищ Жюков, — зазвучал в трубке глуховатый размеренный голос. — Мы думаем, что Рокоссовскому можно разрешить отойти за канал. Беды от этого большой не будет. Ставка дала Рокоссовскому разрешение на отход. Вы меня слышите, товарищ Жюков?

— Да, я вас слышу, товарищ Сталин, — заговорил Жуков удивительно спокойным голосом, и даже без обычного скрипа. — И я обязан вам сказать, товарищ Сталин, что своим решением вы подрываете авторитет командующего фронтом. Я запретил Рокоссовскому отступление за канал. Если вы поручили мне оборону Москвы, то прошу вас не мешать мне заниматься порученным делом, не опекать меня по мелочам. Рокоссовский должен стоять там, где ему приказано стоять, — чеканил Жуков слова. — Немцы вот-вот встанут сами. Они выдыхаются. Но каждое наше попятное движение придает им уверенности, что они могут выиграть битву за Москву, бросив в бой последний батальон. Мы не должны сами вкладывать в их руки такую уверенность.

— Поступайте, как знаете, — произнес Сталин раздраженно и положил трубку.

— Соедините меня с Рокоссовским, — велел Жуков. Затем уже в трубку, услыхав знакомый голос: — Ты что же, мать твою так-перетак? Верховному жаловаться? Тебе мало моего приказа стоять насмерть? Если я узнаю, что ты перешел на ту сторону канала, я тебя… ты у меня… Стоять насмерть и ни шагу назад!

Закончив разговор с Жуковым, Сталин взял из пепельницы погасшую трубку, сунул ее в рот и вновь повернулся к высокому сухощавому генералу со скуластым лицом, сидящему напротив так прямо, точно был привязан к невидимому столбу невидимыми путами. В лице самого Сталина ничего не изменилось, и голос его звучал так же спокойно и доброжелательно, хотя от генерала не ускользнула раздраженная интонация, прорвавшаяся в последней фразе телефонного разговора.

— Так вы говорите, со здоровьем у вас теперь все в порядке? — спросил Сталин, чиркая спичкой.

— Так точно, товарищ Сталин, — ответил генерал ровным голосом, глядя на Сталина сквозь круглые очки в металлической оправе. — Никаких жалоб на свое здоровье не имею. Врачи тоже. Готов выполнить любое ваше приказание.

— Это хорошо, товарищ Власов. Командирам вашего уровня особенно важно иметь крепкое здоровье: это непременно скажется в лучшую сторону на состоянии ваших войск и их боеготовности.

Генерал Власов промолчал на эту сентенцию Сталина. Да и что тут скажешь? — дураку ясно. А Сталин продолжил:

— Мы высоко ценим успехи вашей армии при обороне Киева. Это позволило многим нашим дивизиям вырваться из немецкого окружения. Мы ценим вашу решительность и организованность, которые вы, несмотря на тяжелейшие условия, проявили, ведя боевые действия в окружении.

— Благодарю вас, товарищ Сталин, за высокую оценку действий бойцов и командиров 37-й армии, — склонил Власов голову, в то же время подумав, что Сталин явно плохо информирован о том, что произошло под Киевом, что сам Власов никаких боев в окружении не вел, пробираясь к своим с небольшой группой работников штаба, да и ту растерял, то и дело натыкаясь на немцев. Но не уточнять же все эти детали, в сущности, не столь уж и важные.

— Бои в окружении — это бои особого рода, — продолжил Сталин, попыхивая трубкой. Затем встал из-за стола и сделал несколько шагов в сторону двери, потянув за собой тонкую кисею дыма. — Это бои, сочетающие в себе одновременно и оборонительные действия и наступательные. К сожалению, далеко не все наши военачальники оказались на высоте положения в тех тяжелейших условиях. Тем значительнее ваш успех… — Сталин вернулся к столу, но не сел, остановился напротив генерала, и тот встал, высокий — под два метра, прямой, невозмутимый, смотрел на Верховного сквозь очки неломким взглядом. — Не сегодня-завтра нашим войскам предстоит начать наступательные действия на противника, который исчерпал свои ресурсы в желании захватить Москву, — произнес Сталин доверительным тоном. — Ваша армия сосредоточена северо-западнее Москвы. За время вашей болезни ее укомплектовали и обучили современным способам ведения боя. Ей предстоит наступать на Волоколамск. Поезжайте в штаб командующего фронтом Жюкова, он ознакомит вас с конкретным планом наступления вашей армии. Вам доверяется одно из самых важных направлений.

— Благодарю вас, товарищ Сталин, за оказанное доверие. Сделаю все, что в моих силах, чтобы вверенные мне войска выполнили возложенную на них задачу.

Сталин подошел, протянул руку, глянул пытливо снизу вверх на генерала.

— Желаю вам успехов, товарищ Власов. Уверен, что вы сумеете проявить все свои лучшие качества на вверенном вам посту. Надеюсь, что к вашему опыту добавится опыт наступательных действий в новых условиях, который пригодится вам в ближайшем будущем.

— Благодарю вас, товарищ Сталин, за добрые пожелания.

Генерал повернулся кругом и пошагал к двери. Сталин проводил его взглядом, уверенный, что тот действительно сделает все возможное и даже невозможное и, быть может, со временем заменит кое-кого из нынешних командующих фронтами. Может, того же Жукова. И, вспомнив отповедь, которую дал ему командующий фронтом, почувствовал, как сердце забилось болезненными толчками. Однако он не продолжил мысленный диалог с Жуковым, не стал искать для его отповеди оправдательных мотивов и даже не задумался над тем, что бы сказал он, Сталин, будь на месте генерала. Он принял отповедь как оскорбление своего личного достоинства, как посягательство на авторитет Верховного Главнокомандующего Красной армии. Он знал лишь одно: придет время, и он, Сталин, это Жукову припомнит.