Виктор Мануйлов - Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

Зазуммерил аппарат прямой связи со Ставкой.

Конев хмуро посмотрел на аппарат, вытер рот салфеткой, взял трубку, ожидая услыхать голос заместителя начальника Генштаба Василевского. И неожиданно услыхал голос Сталина:

— Здравствуйте, товарищ Конев, — прозвучал сквозь трески и писки глуховатый голос.

— Здравия желаю, товарищ Сталин, — произнес Конев и медленно поднялся со стула, хотя вставать в данном случае было совсем не обязательно, но произносить «Здравия желаю!» сидя Иван Степанович не привык: оно и звучало как-то не так, и все тело начинало ощущать некую неловкость и даже зуд, как у завшивевшего солдата.

— Как идет наступление на вашем фронте? — несся издалека требовательный голос.

— Наступление идет в соответствии с указаниями Ставки, товарищ Сталин, — отчеканил Иван Степанович и даже правую руку прижал к бедру, будто стоял перед Сталиным в его кремлевском кабинете.

— Значит, мне неправильно докладывают, что ваши войска топчутся на месте, что вы, вместо того чтобы обходить опорные пункты противника, атакуете их в лоб, подставляя людей под пулеметы, что у вас не налажено взаимодействие с артиллерией и авиацией… Или это все-таки имеет место?

— Случается и такое, товарищ Сталин. Не все командиры грамотно руководят наступательным боем, большая нехватка снарядов, совершенно нет резервов…

— Нам доподлинно известно ваше положение, товарищ Конев, — перебил командующего фронтом Сталин. — Пора научиться воевать не растопыренными пальцами, а кулаком. Снимайте часть сил с пассивных участков, создавайте ударные группы, собирайте артиллерию в один кулак, заставьте ее взаимодействовать с атакующей пехотой, смелее выходите во фланг и тыл противника, и он сам побежит, бросая свои позиции. Это вам не гражданская война, товарищ Конев, и немцы — не деникинцы, а вы не на бронепоезде комиссаром, а командуете фронтом. Если вы не способны командовать фронтом, так и скажите — замену мы вам найдем. Желаю успехов. — И тут же короткие гудки ворвались в мозг Ивана Степановича, оглушая его и отрезвляя.

— Вот так, — произнес он сам себе и положил трубку.

Есть уже не хотелось, но есть было необходимо, а Конев из тех людей, кто необходимость ставит превыше всего. Он глянул на графин с водкой: пить ее необходимости не было, но при такой жизни никак нельзя не выпить. Налив до половины стакана водки, Конев выпил ее залпом и зло задвигал челюстями, перемалывая корку хлеба крепкими зубами.

Звонок Сталина оглушил Ивана Степановича и отрезвил. Он сам теперь не понимал, какая муха его укусила, заставив вести себя так, будто он ухватил свою судьбу за горло и может вертеть ею, как угодно. «Как угодно» никогда не было и не будет. «Как угодно» — это ему померещилось в одну из бессонных ночей от обиды и злости. Хватит! Теперь он соберет в кулак всю свою волю и докажет на деле, что достоин не только командовать таким куцым фронтом, но и чем-нибудь побольше. Главное — не терять головы и забыть обо всем, что было, начать как бы все сначала, с белого листа. А то, не ровен час, опустят до командующего армией, как Еременко или бывшего маршала Кулика. К тому же поговаривают, что это Жуков нажаловался Сталину на Кулика, когда командовал Ленинградским фронтом, не добившись от маршала согласованных действий. Не захотел, скорее всего, Кулик ходить под Жуковым, выполнять его указания и даже просьбы, а в результате лишился и маршальских звезд, и былого благоволения Сталина.

Иван Степанович вспомнил свою последнюю встречу с Жуковым, его взгляд исподлобья, короткие, рубленые фразы. Наступление Калининского фронта с целью сковать противника и оттянуть на себя его резервы — наверняка идея Жукова. И звонок Сталина явно не обошелся без его участия.

Но вот вопрос: почему Сталин вдруг ни с того ни с сего припомнил ему комиссарство на бронепоезде времен гражданской войны? Странно и непонятно. Тем более что после этого Иван Степанович был комиссаром бригады, дивизии и штаба целого фронта — Дальневосточного. А комиссар в ту пору возвышался над командиром, как… как тот домоклов меч: командир без комиссара шагу ступить не смел. Без комиссаров гражданскую войну не выиграли бы — это как дважды два четыре. И Сталин это хорошо знает, потому что и сам не раз выступал в этой роли. Вот и теперь вернулись к комиссарам, а без них армия — все равно что ребенок без заботливой няньки, которая и отшлепает, и пожалеет, и сопли вытрет.

Но Коневу всегда хотелось командовать, а не нянчиться. И он добился своего. А чего это ему стоило, не всякому расскажешь. Сталинские чистки миновали Ивана Степановича скорее всего потому, что он как бы выпал на какое-то время из номенклатуры. Не исключено, что было там и еще что-то. Но никто никогда не узнает, как умудрился он выйти из смутного времени без единой царапины. Сам Иван Степанович вспоминать о прошлом не любит. Даже с самим собой.

Скуластое крестьянское лицо Конева застыло, маленькие глазки замерли на одной точке. В эту минуту он походил на сельского бурмистра из тургеневских «Записок охотника»: лысоват, хитроват, себе на уме, с мужиками строг, перед барином покорен. А какой-то умник из журналистов сравнил его — так, в пьяной болтовне, не более, — с наполеоновским маршалом Даву… Бумагомараки! Нашли с кем сравнивать! Тьфу!

Ладно, черт с ними! Время рассудит и расставит всех по своим местам.

Доев борщ и котлеты с гречневой кашей, выпив крепкого чаю, Иван Степанович приказал созвать совещание в составе начальника штаба, члена военного совета, начальников артиллерии и фронтовой разведки, командующих армиями. Он повторил им все, что сказал ему Сталин, не упоминая, естественно, о телефонном звонке, добавил кое-что от себя:

— С сегодняшнего дня каждая проведенная операция, независимо от ее масштабов, будет рассматриваться с двух точек зрения: что было достигнуто и какие для этого достижения принесены жертвы. Пора научиться воевать по-настоящему, бить врага не растопыренными пальцами, а железным кулаком! Пора относиться к своим бойцам бережно и с максимальной заботой. Каждый боец должен понимать и знать, что его на смерть посылают не недоумки, которым не жаль никого, а отцы-командиры. За бессмысленную трату людских ресурсов будем отдавать под трибунал. Так и передайте в войска.

Помолчал, перебирая бумажки на своем столе, нашел искомую, нацепил очки.

— Вот тут мне разведка подбросила захваченный у немцев бюллетень, в котором они анализируют итоги нашего с вами наступления. Вот слушайте: «Атаки русских проходят, как правило, по раз и навсегда данной схеме — большими людскими массами и повторяются несколько раз без всяких изменений. Наступающая пехота компактными группами покидает свои позиции и с большого расстояния устремляется в атаку с криком „Ура!“ Офицеры и комиссары следуют сзади и стреляют по отстающим…»