Виктор Мануйлов - Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

— Вы напрасно нервничаете, капитан, — не выдержал Матов. — В ваших и моих интересах, как, впрочем, и командира вашей дивизии, чтобы об истинном положении дел знали в Генштабе и на основании этих знаний планировали дальнейшие действия как вашей армии и фронта, так и вашего полка. Я сам до ранения командовал батальоном, и слишком хорошо знаю, к чему ведет неточная информация, поступающая наверх, где и принимаются все решения. Так что выкладывайте все, что знаете, я не для того сюда приехал, чтобы кого-то наказывать.

Похоже, он убедил капитана Катушева, и через несколько минут тот успокоился и довольно толково и внятно обрисовал не только положение полка, но и соседних полков, а также противника, насколько это виделось ему из его норы.

Выяснилось, что капитан Катушев командует полком всего три часа, до этого командовал батальоном, а командир полка, подполковник Репеенко, погиб днем, возглавив атаку одного из батальонов, залегшего под огнем противника; что от полка осталось всего триста штыков, включая сюда и ездовых, и поваров, и писарей, а командиров не осталось почти никого — сержанты командуют взводами и ротами; что из артиллерии полка в наличии лишь две сорокопятки и два миномета, но ни мин, ни снарядов к ним нет, патронов — по обойме на винтовку, по пол-ленты на пулемет; что бойцы не кормлены уже четвертые сутки, что в деревнях, освобожденных полком, не осталось жителей и целых изб, а в подвалах даже мерзлой картошки: жителей немцы угнали, продукты поели; при этом задачи полку ставят такие же, как будто полк имеет полный состав и положенное ему вооружение, требуя наступать во что бы то ни стало, грозя трибуналом и прочими карами, по каковой причине командир полка и возглавил захлебнувшуюся атаку батальона; что, наконец, от него, капитана Катушева, потребовали взять деревню Дудкино, вернее, то, что от нее осталось, а деревня эта не имеет никакого значения и ее лучше не брать, а обойти стороной, но в политдонесении эта деревня уже значится как освобожденная, и ему пришлось бросить на эту деревню одну из рот, оттуда еще полчаса назад слышалась стрельба, а сейчас тихо, но сообщений о том, чем закончился бой, он еще не имеет, однако послал туда двое розвальней для раненых и связистов с проводом.

— Далеко до этой… Дудкино? — спросил Матов, уяснив обстановку.

— Километра три. С минуты на минуту жду донесения.

— Дайте мне провожатого, — попросил Матов. — Схожу в эту деревню, выясню на месте, что там и как.

— Обстановка еще не ясна, — замялся капитан Катушев. И предложил неуверенно: — Я могу пойти туда вместе с вами.

— В этом нет необходимости, — отказался Матов. — У вас и своих дел предостаточно. Лучше дайте мне автомат.

К ночи мороз усилился. «Пожалуй, градусов двадцать пять», — определил Матов, шагая вслед за проводником, назвавшимся Егоровым, и еще двумя красноармейцами, тоже не очень-то молодыми, которые на двух санках везли в роту патроны, хлеб и два термоса с перловым супом и пшенной кашей, только что доставленные в полк. Шли по едва приметной дороге, в тишине под ногами громко хрустела снежная корка, и Матов, положив обе руки на автомат, тревожно вглядывался в придорожные кусты и деревья: тут и к немцам забрести — раз плюнуть, и нарваться на немецкую разведку — тоже.

За далекими покатыми холмами время от времени взлетали осветительные ракеты, и черные трубы сгоревшей деревни на одном из таких холмов, выхваченные из темноты мерцающим светом, напоминали вытянутые к небу указательные персты. Чем ближе они подходили к деревне, тем чаще попадались темные бугорки трупов, лежащие на небольшом расстоянии от дороги: видать, рота наступала вдоль дороги, а немцы по своему обыкновению подпустили наступающих вплотную и только после этого открыли огонь из всех видов оружия. Но трупов было все-таки не так много, и это говорило о том, что люди шли с опаской, сразу же залегли, рассредоточились, время от времени поднимаясь в рост для решительного броска.

Матов представил себе, как рота, одетая в шинели, средь бела дня то подступала к Дудкино, то откатывалась назад, пятная снежную равнину телами убитых и раненых.

«Глупо, ах как глупо, — с горечью думал он, шагая вслед за красноармейцами. — Если бы атаковали сейчас, по темну, да обошли бы деревню с двух сторон, не понесли бы такие потери. Да и масхалаты… Неужели нельзя было одеть бойцов в масхалаты?»

До деревни оставалось метров четыреста, когда с той стороны послышалось лошадиное фырканье и скрип полозьев, и через какое-то время из темноты вылепились двое саней, запряженных низкорослыми монгольскими лошадками.

— Свои, свои! — успокоил Матова красноармеец Егоров.

Действительно, это были свои, следовательно, деревня в наших руках и опасаться нечего.

Сани протрусили мимо, на передних кто-то стонал, слышался девичий голос, уговаривающий раненого потерпеть.

Возле одной из печей на южной окраине деревни топтался часовой. В шинели поверх ватника, в толстых ватных же штанах и больших валенках, он выглядел неуклюжим сторожем какого-нибудь сельмага. Казалось, что он единственное живое существо на всю округу в этой стылой ночи.

Матов и красноармейцы подошли к часовому почти вплотную, только тогда тот очнулся и окликнул их, клацнув на всякий случай затвором винтовки, а потом, выяснив пароль, показал рукой на одну из труб.

— Там все, в погребе. Там и наш ротный.

Погреб оказался довольно просторным и даже обжитым: с нарами вдоль стен и печкой из железной бочки. Судя по тому, что на полу валялись немецкие журналы и какие-то бумаги с орлами, погреб приспособили для себя немцы, углубили его, расширили, теперь он стал убежищем для остатков нашей роты. Сколько сюда набилось людей, в дымном полумраке разобрать было невозможно: отовсюду торчали валенки, слышался храп смертельно уставших людей.

Матов предложил командиру роты, младшему лейтенанту Бричкину, выйти на воздух. Тот с готовностью согласился, решив, видимо, что майор этот из политотдела и пожаловал к ним потому, что связисты не успели провести сюда провод.

— Проводу не хватило, — оправдывал он связистов. — Пошли немецкий отрезать, чтобы надставить. Да что-то задержались.

— А вдруг их немцы? — высказал предположение Матов.

— Нет-нет, что вы! — испугался младший лейтенант. — Немцы отошли к самому Лесниково. Это почти четыре километра отсюда. А нам и нужно-то метров пятьсот.

— Ну а если они завтра с утра атакуют? А у вас ни окопов, ничего. Как вы деревню думаете удержать?

— Люди очень устали, — товарищ майор, — виновато произнес младший лейтенант Бричкин. — Уж какую неделю из боев не выходят. Да и боеприпасов… Хорошо, что вы привезли, а то и стрелять нечем. — И тут же оживился: — Правда, мы немецким оружием разжились: два пулемета взяли, один миномет, но если он бросит танки, у нас ни одной гранаты. Только вряд ли он станет отбивать Дудкино: с точки зрения обороны оно расположено очень невыгодно, а Лесниково стоит на гряде, у них там окопы полного профиля, танки зарыты. Да и в Дудкино стояло лишь сторожевое охранение — человек двадцать.