Джеймс Пайк - В индейских прериях и тылах мятежников [Воспоминания техасского рейнджера и разведчика]

Через две или три минуты «джонни» очень близко подошли к индианцам, и я даже подумал, что все они будут схвачены — у них не было никаких шансов справиться с такой толпой. Ни одна из воюющих сторон меня еще не заметила, и поэтому я мог стрелять точно и быстро. «Джонни» все еще не замечали источника перекрестного огня, но увидев, что пули летят в них и с другой стороны, они повернулись и в панике кинулись бежать, и некоторые из них сильно пострадали, поскольку мне удалось выяснить, откуда они прибыли сюда. Потом, когда мятежники ушли, парни из Индианы ушли в свой лагерь, забрав с собой несколько трофеев — я видел, как они их собирали, хотя со своего места я не видел, что именно они унесли с собой.

Битва закончилась, я быстро проглотил свой завтрак и, продолжив свой путь — чтобы избежать неприятностей — по лесу, я вскоре добрался до лагеря генерала Хейзена.

По моему возвращению в Мерфрисборо, возникла необходимость знать, сколько всего мятежников в Вудбери, и по приказу генерала Роузкранса я перешел под руководство капитана Суэйна — командира разведывательного отряда. Я покинул наши позиции в Ридивилле, прошел милю, а может и более, и затем встретил одну пожилую женщину, спрятавшую меня в дальней комнате своего дома до самого восхода луны, а затем, двигаясь вдоль притока Стоун-Ривер, я проскользнул на занятую войсками мятежников территорию — совершенно бесшумно. Если бы я шел по дороге, я бы прошел до места своего назначения всего лишь около 7-ми миль, но если вдоль речки — более 10-ти. Почти до самого Вудбери я постоянно придерживался реки, а потом повернул к окружавшим город холмам, с которых на город открывался прекрасный вид. Я вышел на один из самых высоких холмов, но абсолютно всего с него рассмотреть не смог. Я очень долго, надеясь, что при свете дня я увижу намного больше, ждал утра, но остался неудовлетворенным и решил перейти на другой холм. Для этого мне пришлось спуститься вниз, немного пройти, а затем подняться на другую возвышенность, причем прямо на глазах вражеского пикета. У меня был маленький бинокль, до него было так близко, что я отчетливо мог видеть, из какой ткани сшиты их мундиры, и тут я заметил, что и они очень пристально рассматривают меня. Я быстро вышел на дорогу, выбрал место и начал прохаживаться туда и сюда, словно часовой на своем посту. Вскоре появился очень опрятно одетый старый фермер — думая, что он находится среди своих, он шел совершенно спокойно, и не остановился, пока мое второе «Стой!» и весьма недвусмысленное движение моего оружия не привлекло его внимания. Он, похоже, очень удивился, увидев на том месте часового, и сказал: «Вчера меня никто останавливал».

— Да, — сказал я, — я из того полка, который прибыл вчера вечером. Начальник охраны поставил меня здесь и велел мне останавливать всех, кто идет в город, в том случае, если у них нет необходимых документов.

Фермер сразу же показал мне подписанный прово Джоном Морганом пропуск, а я ответил ему, что пропуск в порядке, и что он может продолжить свой путь. Он был совершенно очарованным теми комплиментами, которыми я осыпал его, и, прежде чем он ушел, я узнал от него обо всем, что он накануне видел в лагере Моргана.

Перед прощанием я сказал ему, что, возможно, до его возвращения меня сменят, но он сможет найти наш лагерь прямо за холмом, и я указал в направлении противоположном тому, в котором я собирался уйти. Затем я еще пару минут походил по дороге, но тут, на намеченном мною холме я заметил нечто подозрительное. Словно собираясь стрелять, я поднял ружье и прицелился в воображаемую цель, а затем опустив оружие быстро пошел вперед — пикеты внимательно наблюдали за мной.

На вершине холма я снова остановился и внимательно посмотрел на пикет, затем с поднятым карабином прошелся по его вершине — словно в любую минуту готов к встрече с чем бы то ни было — и так я делал до тех пор, пока, не перешел в то место холма, где они не могли меня видеть, — затем я — по склону холма — пробежал бегом около полумили. Потом, поднявшись почти до самой его вершины, я по своим следам побежал назад, к тому месту, откуда я мог видеть пикет, опустившись на четвереньки, я осторожно подполз к холму и спрятался в середине лишенного сердцевины и лежавшего на его вершине, бревна.

Теперь мне удалось рассмотреть мятежников, их лагерь и все то, что двигалось по дорогам — как в Ридивилл, так и в Вудбери. Я залез в бревно ранним утром, было холодно, но вполне терпимо, но к ночи я сильно продрог. Днем я услышал, как что-то бегало и шуршало листьями. Я был готов защищаться, думая, что, может быть, кто-то видел, как я прячусь. Вдруг оно вспрыгнуло на бревно и оказалось у отверстия прямо перед моим лицом — это был енот, и, увидев, что место уже занято, он вежливо отошел в сторону. Возможно, я вторгся в его жилище, но, поскольку извинений он не требовал, я тоже промолчал. Большой и толстый енот — он стал бы замечательным жарким, но мне нужно было лежать совершенно неподвижно, поскольку мои соседи по холму были начеку, и если бы они заметили меня — моментально и беспощадно острым колом проткнули бы меня насквозь.

После наступления темноты я покинул свое бревно и отправился в Ридивилл. Я шел до тех пор, пока не увидел костер их последнего пикета — он, возможно, являлся частью одного из множества пикетных кордонов людей Моргана, которые привлекали для службы в них всякого, кого могли найти. От некоторых постов я прошел очень близко — настолько, что мог слышать даже их шепот. Один раз я шел за двумя солдатами до старого бревенчатого дома, в котором находилось несколько женщин. Как только они вошли в него, я спрятался за дымоходом и наблюдал за всем, что происходило внутри через щелочки и трещины. Эти парни, похоже, находились в очень дружеских отношениях и со стариком, и тремя его дочерями — последние были очень красивы и все время мило улыбались. Я очень хотел поменяться местами с этими «джонни», и, если бы я не был совершенно уверен в том, что они не станут вести себя недостойно, я был бы очень рад пообщаться с ними, но понимая, что этого не может быть, я отклонил эту идею.

На столе стояло деревянное блюдо с пирожными, которые, как я был уверен, принесут мне немало пользы — ведь я был очень голоден — и я решил попытать счастья. Я тщательно осмотрел двор и другие постройки, чтобы убедиться, что там больше никого нет, убедился, что поблизости нет никаких пикетов и все спокойно, а потом отошел от дома на несколько шагов и выстрелил. «Джонни» тотчас кинулись к дверям, и как только они вышли, я закричал: «Бегите, ребята, бегите, янки идут!» — и убежали с максимальной быстротой, на которую были способны их ноги. Я выстрелил тотчас после того, как они появились на дворе, и женщины громко завопили, думая, что они теперь окружены этими ужасными янки — ужасом всего благородного Юга, его мужчин и женщин. Я был столь близок к вражеским пикетам, что задерживаться не стал — я не хотел попасть в передрягу — поэтому я пошел низинами и ложбинками, и в три часа утра снова оказался среди своих, затем спал до рассвета, а потом поскакал в Мерфрисборо.