Виктор Мануйлов - Жернова. 1918-1953. Вторжение

— С кем не быват, товарищ капитан. Быват, что и кочерга летат. Така, знать, ваша судьба: за один дён и в плену побывать, и из плена возвернуться. Повезло. Внукам рассказывать будете. Небось, не поверят. Внуки-то. Им, внукам-то, война, поди, в диковинку будет.

Подошел старшина Степанов, страдальчески поморщился, глядя на Янского, затем отцепил от пояса флягу с водкой. Предложил:

— Глотните, товарищ капитан — легче станет.

Янский протянул руку, но рука дрожала, и он никак не мог ухватить флягу непослушными пальцами.

Тогда Степанов сам поднес флягу к губам капитана, и держал до тех пор, пока Янский не закашлялся.

Под утро на той стороне Днепра прогремел сильный взрыв, приглушенный расстоянием. Гул от него пронесся по лесу, достиг реки и заметался эхом между берегами.

Матов, спавший на своем топчане, приподнял голову, послушал и сел, посмотрел на часы: стрелки показывали шесть минут третьего — спать бы да спать. Потер ладонями лицо, натянул, по-стариковски покряхтывая, сапоги, вышел из землянки.

Рядом с землянкой, в глубоком аппендиксе, выдвинутом в сторону реки от хода сообщения, ведущего к первой линии окопов, прикрытого где бревнами, где ветками, стоял часовой, таращился в сумеречную даль.

— Что слышно? — спросил Матов.

— Да вроде как противотанковая мина рванула, товарищ майор. Далеко, однако, — нажимая на «о», ответил красноармеец.

— А больше ничего не слышали?

— Нет, ничего.

Над головой еще густо висели звезды, куда-то в бесконечность уходила дорога Млечного пути, будто по нему прошло недоенное стадо колгоспу «Ленинский шлях» во главе с его председателем Максимом Илляшевичем. На севере, где еще вчера гудело и погромыхивало, держалась пугливая и непривычная тишина. А на востоке небо уже посветлело.

И вдруг за Днепром опять;

— А-ххх! — Через несколько секунд: — Тра-та-та-та! — И снова: — А-ххх! Тра-та-та-та! Бу-бу-бу! Ах! Ах! Ах! Бу-бу-бу! — И оборвалось на трескучей ноте. Зато тут же повторилось почти в той же последовательности значительно левее. И вновь тишина.

Рядом кто-то остановился. По частому дыханию Матов узнал Янского: у Янского болела задетая пулей лопатка, но в госпиталь отправляться он отказался, терпел боль и лишь чаще дышал во время приступов.

Вскоре весь штаб был на ногах.

— Может, послать туда подмогу? — неуверенно предложил Янский.

Матов с удивлением покосился на смутно белеющее в темноте лицо своего начштаба: после возвращения из неудавшейся поездки в Копысь это уже не первое его предложение, произнесенное столь же неуверенным тоном: точно подменили человека.

— Смысл?

— Да, конечно, никакого смысла. Просто, когда где-то дерутся твои товарищи, а ты в стороне, хочется придти к ним на помощь. Естественное желание.

— Естественное для рядового бойца, но не для начальника штаба батальона, — резко возразил Матов, понимая, что не должен делать поблажек Янскому, иначе эта неуверенность в себе войдет у него в привычку.

— Да-да! Разумеется. Прошу прощения, товарищ майор.

— И вообще, Аркадий Валентинович, давайте договоримся, — все тем же непримиримым тоном продолжил Матов, — что мы с вами виноваты в случившемся одинаковым образом. Я даже больше, потому что обязан был приказать…

Слева снова ахнуло и загрохотало.

— Молодцы, однако, — восхищенно заметил Матвеичев. — Даже завидно. Честное слово.

— Да, я обязан был приказать вам взять охрану, — закончил Матов.

— Вряд ли это помогло бы, — возразил Матвеичев. — Там, у ручья, идеальное место для засады. Несколько гранат решило бы дело в течение секунд. Затвор передернуть не успеешь. Вы же видели, что это за люди, Николай Анатольевич. Профессионалы в высшем смысле этого слова. Просто удивительно, что наши разведчики с ними справились без потерь со своей стороны.

— Фактор внезапности, — подсказал Янский.

— Вот именно, — подтвердил Матвеичев. — И потери были: когда трое разведчиков погнались за убежавшим немцем, он двоих застрелил, третьего ранил. И ушел.

— Наши разведчики подбирались с бору по сосенки, — встал на защиту своих Матов. — Ни спецподготовки, ни навыков, ни опыта. Один Степанов профессионал. И все же работают неплохо. И с каждым разом все лучше. Немцы же, хотя и профессионалы, а глупостей наделали выше головы.

— Из презрения к противнику, — уверенно бросил Матвеичев. И пояснил: — Когда с такой легкостью дается победа, презрение к противнику неизбежно. Оно, в свою очередь, ведет к пренебрежению основными законами войны. Мы это проходили во время финской…

— Но, уверяю вас, — продолжил Матов, — что на машину, в которой было бы не двое, а втрое больше людей, с гранатами они бы не полезли: им лишний шум ни к чему…

— Могли напроситься подвезти, — неуверенно вставил Янский.

— Надо быть совершенно слепыми, чтобы…

Загрохотало и слева и справа. И будто бы значительно ближе.

— А все-таки вы правы, Аркадий Валентинович: взвод послать туда надо, — произнес Матов раздумчиво. — Для прикрытия отхода засадных групп. На развилку дорог. Кого пошлем?

В темноте тихо прозвучал вздох облегчения.

— Думаю, резервный взвод старшины Касымова.

— Так и сделаем. Распорядитесь, пожалуйста. И пора отводить людей в лес: вот-вот нагрянут самолеты.

Самолеты нагрянули в четыре утра с минутами, что само по себе свидетельствовало о том, что аэродром, скорее всего, располагался где-то поблизости. Девятка «юнкерсов» устроила воздушную карусель над окопами и в течение пятнадцати минут безнаказанно осыпала их бомбами и расстреливала из пушек и пулеметов. Досталось и отсечным позициям, и ложным артиллерийским. Едва улетела одна девятка, появилась вторая — и все повторилось сначала. Но переправу немцы не бомбили: значит, не знали, что там стоят мины. И действительным позициям противотанковой батареи досталось от них совсем немного, да и то, видимо, случайно. Но одно орудие все-таки было повреждено. Потом бомбежка переместилась в сторону дорог, ведущих к переправе. Видно было, как в двух-трех километрах от реки крутятся пикировщики, то падая вниз, то взмывая вверх.

— Похоже, наши лес подожгли, — высказал предположение Янский. — Надолго немцы там застрянут.

Над лесом поднимался густой белесый дым пожара. В него вплетались черные пряди от горящего бензина.

С парома, приставшего на той стороне Днепра, сходил взвод старшины Касымова. Красноармейцы спешили, боясь попасть под бомбежку на открытом месте.

«На других участках попытаются прорваться», — подумал Матов о немцах, следя за тем, как на той стороне поднимали споткнувшегося пулеметчика со станком «максима» на плечах, но вслух сказал совсем другое:

— Надо роты вернуть в окопы, чтобы исправить повреждения. Кошельков! — позвал он своего адъютанта. — Дай сигнал к возвращению рот в окопы.