Андрей Караулов - Русский ад. Книга вторая

— Идем, идем дальше: часы «Ролекс», две штуки — 19 840 франков. Фотоаппарат — 598 франков. «Мастер Зильбер», столовые приборы из серебра-8377 франков. «Жильбер Альберт», ювелирка, колечки… значит… разные, — бормотал Андрюша, — рубины из Таиланда: 21 500 франков!

А это как? А?! «Ессо Автобан», шоколад, 425 франков и 70 сантимов.

— Шоколад не портится, — заметил Илюшенко. Он глотал пиво из банки и даже порозовел.

Пьяный человек не всегда совпадает с реальностью, поэтому Илюшенко боялся себя пьяного. Пример он брал с министра обороны: напившись, Грачев сразу ложился спать, хотя бы час до обеда, поэтому он мог спокойно напиваться два раза в день.

— А сейчас, господа, самое интересное, — заметил Макаров. — «Джелмоли Гранд-Пассаж», ночное белье! Трусики там, маечки из шелка… — из шелка ведь… да, Дмитрий Олегович?

Якубовский с тоской глядел на Караулова.

«Может, обратно, в Канаду?..» — молча говорили его глаза.

— Трусы на 5018 франков, — горячился Макаров. — Отдельный чек — корсеты. 54 штуки… Стоп… — и Макаров вдруг поднял голову.

— Презервативы есть, — медленно начал он, — а детской одежды нет?.. Якубовский, это как?!

— Дети… отдельным чеком шли.

— И где чек?

— Какой чек?..

— Отдельный!

…Эх, Андрюша, Андрюша… — как же вкусно пить твою кровь!

— Исчез чек, — пояснил Якубовский. Он старался говорить вежливо.

— Исчез?

— С концами. Не сохранился.

— Ах, не сохранился… Не сохранился, говорите…

— Так ведь блуда никто не ждал, — пояснил Караулов. Все это время он тихо сидел в уголке и просматривал швейцарские газеты: умеют же люди писать ни о чем! — А тут… вон какая отбраковка…

Трудно им было понять друг друга!

Два раза в день Макаров звонил в Кремль с докладами: счета генеральш, позиция Якубовского, работа по Руцкому и — т. д. и т. п.

Барсукова поразили корсеты. Он о них никогда не слышал. Жены офицеров Кремлевского полка не носили корсеты.

— Это такое белье на шнурках, товарищ генерал, — объяснял Макаров. — Располагается перед трусами на животе. Перед исподним.

— Для сего? — не понимал Барсуков.

— Чтоб жир спрятать. Корсет у них как мундир.

— Чего-о?

— Ну, мундир… ночной, товарищ генерал-лейтенант.

— Они спят в нем, что ли?..

— Никак нет, — замялся Андрюша. — Спать в корсете-то не очень…

— Непонятно докладываешь, Макаров. Бабе моей, короче, такой же представишь. Две штуки.

— Есть, Михал Иваныч!

— Вот так.

— А размер… какой?

— Ты безразмерный бери — не ошибешься!

Карьера Макарова была сейчас полностью в руках Барсукова, потому как Александр Васильевич встречаться с Макаровым не желал, справедливо полагая, что одно знакомство с таким человеком, как Макаров, портит репутацию.

Стоянку Ту-134-го в аэропорту Цюриха продлили.

На самом деле Макарову просто хотелось погулять по Цюриху, главное — съездить в Женеву и в Люцерн.

Как же много все-таки людей, которым вообще не надо бы рождаться на свет!

Алексей Николаевич по-прежнему налегал на коньяки. Он пил, не чувствуя вкуса, и мог пить бесконечно.

— Печень посадишь, — предупреждал Караулов.

— Ага, — соглашался Илюшенко, — посажу.

И кидал бокал за бокалом.

— А я в Москве сразу на диету… — улыбался Макаров. — Какие у меня диетки, друзья, если б вы знали! Спасибо, Дмитрий Олегович, за трепетное отношение к моему здоровью!

Почему никто из генетиков до сих пор не вывел комаров, которые могли бы отсасывать жир?

Больше всего Андрюше полюбились яхта и многочасовые прогулки по озеру. Из-за обжорства Макаров плохо спал по ночам, но здесь, на этих приятных волнах, он засыпал легко и просто — видимо, от умиротворения.

— Хрюкает… — шептал Якубовский. — Он ведь чем-то на Гайдара похож…

— Дурные премьеры всегда заразительны, — кивнул Караулов.

Он смотрел на Димку и понимал — обратной дороги нет, Якубовский так хотел в Москву, что отдал бы свою душу не только Коржакову, у него, у Димки, что… есть выход, что ли? И Якубовский спокойно сел в самолет, кому-то громко сказал в отеле, что он — скоро вернется, но Караулов понимал: Димка — весь на нервах, Ту-134 был без бизнес-класса, обычный самолет, поэтому Якубовский сразу забился в конец салона, всю дорогу молчал, а разговорился — только сейчас.

— Мне, старый, всего одиннадцать было, а я уже первый свой бизнес сделал… Дядька родной повез меня под Ижевск, на знаменитые Соловьевские дачи. Там же озера везде, и дядька уклейку ловил, это рыбка такая, по вкусу на линя чем-то похожа.

Ловит и выпускает, ловит и выпускает…

А я в толк не возьму: зачем ловить, если выпускать? Продать же можно!

Беру, значит, я рыбку и выхожу на шоссе. Народ, смотрю, вовсю уклейкой торгует. Ведрами, по-крупному А у меня уклейки — с Дунькин пуп!

— Аферист… — вздохнул Караулов.

— В бизнесе главное — не отступать! Я беру ящик, раскладываю на нем газету, под газету подсыпаю песочек, а сверху рыбку кладу: вроде как у меня ее до фига…

Подлетает «жигуль», мужчина открывает окно:

— Почем?

— Дешевле, говорю, дяденька, чем у всех. На 40 копеек! Последняя осталась…

— Заверни!

Он пока кошелек доставал, я рукой песочек р-раз! И — мгновенно разметал, даже пыли не было.

Караулов заинтересовался:

— А если б, старик, п… лей отвесили?

— Не, — зевнул Якубовский. — Я если рискую, то по капле. Орел мух не ключет!

— Точно?

— Зуб даю!..

До Москвы оставалось всего несколько минут.

Хорошо у окна, спокойно: огромные голубые ели, подсвеченные прожекторами, дотягивались аж до оконных рам. Ельцин закрыл глаза, и ему вдруг представилось, что по Красной площади идут — колоннами — десятки тысяч человек. Они вот-вот ворвутся в Кремль, схватят его за руки и вытащат на мороз, на Красную площадь…

Для глумления.

— Борис Николаевич, в зал, в зал надо возвращаться, — тараторил Черномырдин. — Они там до импичмента доорутся; аппетит у таких приходит во время беды!..

Виктор Степанович то ли оговорился, то ли пошутил, но все так устали, что никто не засмеялся, шутки (любые шутки) уже пролетали мимо ушей.

Черномырдин всегда производил на Ельцина впечатление надежного человека. Родом он происходил из оренбургских мормонов — это спокойные, степенные люди. Те, кто знал Черномырдина, всегда выделяли его опыт работы в аппарате и склонность к интригам — сам Черномырдин называл этот опыт «искусством незаметного предательства». — Но в компании, среди друзей Виктор Степанович был душа-человек: замечательно играл на гармошке, пел, причем гармошка была у него настоящая, оренбургская, с колокольчиками!

Там, на Урале, Ельцин закадычно дружил с Геннадием Богомяковым, первым секретарем Тюменского обкома КПСС. Недалеко от села Деидово, на самой границе двух областей, находилась заимка, где Богомяков и Ельцин встречались раз в месяц, по субботам. Вместе с Богомяковым всегда приезжал и Виктор Степанович — в те годы начальник тюменских нефти и газа.