Андрей Караулов - Русский ад. Книга вторая

Через девять месяцев, почти день в день, она родит от Берии мальчика, которого тут же отдадут в детский дом.

Зверь! Он во всем был зверь, этот маршал — и с людьми, и в работе. Не человек — сущий дьявол. Берия тащил на себе половину экономики Советского Союза (один только «атомный проект» чего стоит!), и все, кто работал с ним, включая академика Сахарова, все — в один голос — отмечали, что Берия никогда не уставал.

Он как машина! А еще Берия не любил отпуска (не знал, чем бы ему в отпуске заняться), редко бывал на даче, хотя его дача находилась в черте Москвы. Терпеть не мог охоту, рыбалку, баню, пьянки, — оргии Берии были сродни пыткам, опытам над людьми, потому что школьницы или вчерашние школьницы (Берия любил неопытных, его особенно возбуждали девочки с «пионерскими» коленками в белых гольфиках), так вот: вряд ли секс с подростками в полной мере отвечал его сексуальным фантазиям. Это были именно опыты — когда ласковые, когда игривые, но всегда — чудовищные.

В своем дневнике Саркисов подробно рассказывал об этих «пытках» (даже он, палач, называл опыты Берии «пытками»), но если у маршала, фактически — руководителя государства, лауреата, героя и кавалера нет тех внутренних переплетений, где все нравственные особенности, убеждения и опыт соединяются в мораль, — чему тогда удивляться? [20]

Самое страшное: если «лялька» начинала сопротивляться и биться в истерике, Саркисов с бойцами тут же закрывал ей бинтами рот, выводил в сад и расстреливал.

Прямо под яблонями.

«Ворон» не гнушался — часто присутствовал при казни.

И всегда абсолютно трезвый, — всегда! Грузины умеют, черт возьми, грузины не напиваются! Хоть кто-нибудь видел пьяного грузина?

Из «отказников» Лаврентий Павлович пожалел разве что Зою Алексеевну Федорову. Все цветы, которыми был в ожидании цветы, которыми был в ожидании Федоровой торжественно украшен огромный стол, ломившийся от яств, сложили в охапку и отнесли — по приказу Берии — в машину, в «ЗИС».

Саркисов сел, как всегда, впереди, рядом с шофером. Машина тронулась.

— Зачем же… столько цветов? — пролепетала подавленная Зоя Алексеевна.

— Тебе на гроб! — обернулся Саркисов.

Из особняка Берии на Садовом Федорову доставили прямиком на Лубянку. Во внутреннюю тюрьму.

Дьявол — он ведь из года в год один и тот же, дьявол не знает, что такое страдания, страсть; он холоден и равнодушен, хитер и спокоен, у него нет сердца, нет души, нет нервов, нет… ничего человеческого, хотя чаще всего он предстает перед людьми именно в обличий человека.

Сколько их, детей Берии, так и не узнавших (до конца жизни!), кто их отец и мать? — На самом деле эта дикая, действительно приапическая сексуальность, которой страдают (именно страдают) многие, в том числе — и великие интеллектуалы… это, конечно, нечто большее, чем просто разврат или хроническая патология, то есть болезнь: здесь что-другое, более страшное. Скорее всего — наказание Божие. [21]

В мемуарах Серго Берии, любимого сына маршала (о других его сыновьях ничего не известно; как писал — в таких случаях — великий Пушкин, отстраняясь от Ольги Калашниковой, «детей у меня нет, только выблядки»), в мемуарах Серго можно найти такую вот страницу:

В один из дней 1959 года я нашел в своем почтовом ящике журнал «Вокруг света», на который не был подписан. Там помещалась фотография, на которой перед Президентским дворцом в Буэнос-Айресе в компании какой-то женщины был изображен мой отец. Я рассматривал эту фотографию через лупу: подделки не было, это был он! Показал ее моей матери, которая была вне себя от радости… что отец жив! «Лишь бы его не узнали чекисты! — сказала она. — Насколько он неосторожен, что позволяет себя фотографировать!»

Она в это твердо верила. Через некоторое время мы получили письмо, в котором нам назначили свидание в Челябинске для получения «дополнительной информации»… Конечно же, никто не пришел. В другом послании нам также была предложена встреча, на этот раз в Грузии, на Черноморском побережье. Моя мать решила поехать туда с помощью друзей-летчиков. На «свидание» с ней также никто не пришел… До самой своей смерти мама сохраняла твердое убеждение, что отец жив. «Если бы он только мог отправить нам хоть маленькую записочку! Почем он не объявляется?» — повторяла она.

Серго Берия — один из создателей советской противоракетной обороны, человек конкретный и точный, как цифра; он не похож на романтика, верящего в чудеса.

«Я рассматривал фотографию через лупу: подделки не было, но это был он!» — Если булгаковский Воланд, мы помним, разговаривал с Кантом, то почему же после 1953-го Берия не мог оказаться в Буэнос-Айресе, — а?

Где, кстати, его могила? Кто-нибудь знает? И может показать?

Если дьявол, этот огромный коршун, этот гигант — миф, сказочный персонаж, если в жизни на земле его нет и не может быть, тогда многое, очень-очень многое из того, что происходит в реальности, очень трудно понять и объяснить.

Например, войны. Эпидемии. Массовую гибель детей. И еще, еще, еще… — Да как же нет дьявола, если он есть?! Вот только откуда он, этот черт, на белом свете? Кто его создал? Чье это творение? Чьих рук дело?

Или дьявол всегда создает сам себя, потому что дьявол — это живой вызов Богу?

Берия создал атомную бомбу и заложил водородную бомбу. Если бы Берия взорвал — этими бомбами — весь мир, зачем такая планета (пустая планета) нужна Господу?

Солженицын, Астафьев, Кондратьев… — многие прозаики считают «Мастера и Маргариту» детской литературой. Не «Дети Арбата», — нет: «Мастера…». И прежде всего — из-за Воланда, конечно. Хорошо, Берия не Воланд, но ведь все, кто читал «Мастера…», помнят, как Воланд вел себя — в романе — с людьми.

Он был возбужден до крайности, лицо его, ибез того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были — честолюбие, жестокость, хитрость, власть, власть… Он так старался, в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы недохитритъ. И это было написано на его лбу…

Это Булгаков? Нет, конечно, это другая книга, совсем другая — это мемуары Светланы Аллилуевой, знаменитые «Двадцать писем к другу». Портрет Берии. В те часы, когда Сталин находился при смерти.

Дьявол, сущий дьявол…

Все, кто хорошо знал Берию, его враждебность к каждому человеку, его жестокость (невероятную, неслыханную жестокость), все в один голос говорят, что никакой паранойи у Берии (в отличие от Сталина) не было.

Наоборот: первобытное здоровье. Организм, созданный природой на века. Если угодно, — для вечной жизни на земле.

Любил ли он Серго, своего сына? Скорее всего, Серго просто был его ученик. Позже — коллега. Берия доверил ему ПВО страны, будущий «Алмаз». Если Сталин глубокой ночью, тайком от всех, мог лихорадочно рыться в дневниках Светланы, своей дочери, пытаясь узнать, как далеко зашла его «хозяюшка» в романе с Каплером, — и плакать, плакать навзрыд, понимая, что его догадки, страшные догадки, уже сбылись, чистота порвана — и уже навсегда, если Сталин, даже он, не сумел защитить себя, себя самого от ледяных ветров времени: попытка самоубийства Якова Джугашвили, самоубийство Надежды Сергеевны, страдавшей ужасными головными болями (Надежда Сергеевна чувствовала надвигавшееся безумие и в последние месяцы боялась, что ее припадки испугают детей, ведь Светлана, Василий и Артем, приемный сын, были еще маленькие), убийство Кирова, самого близкого к нему человека, смерть матери, самоубийство Орджоникидзе, внезапная смерть Горького… — да, Сталин медленно сходил с ума. А Берия с годами только молодел: вместо сердца — лед, вместо души — лед, вместо нервов — лед.