Андрей Караулов - Русский ад. Книга вторая

— Вы кушайте, кушайте… — ласково попросила Ирина Ивановна, подкладывая гостю листики салата. — Боренька, — кивнула она на мужа, — мог даже Ирашу Андроникова заговорить…

Борис Александрович улыбнулся: Ирина Ивановна была права! Ираклий Андроников, блестящий ученый и великий говорун, не любил бывать у них дома.

— Он меня заговорит, — смеялся Андроников, кивая на Бориса Александровича.

— Зачем мы нужны там, на небесах, знает, конечно, только Бог, — продолжал отец Тихон. — Ясно, что Москву с ее Большим театром и подмосковный Калининград с огромными королевскими заводами в рай перенести невозможно, ибо чем же тогда Небо отличается от земли?

Кстати, о Королеве, мастер. Вы обратили внимание, что все советские ракетчики — глубоко верующие люди? Рискну предположить, что они верили в Бога даже глубже, чем мы с вами — люди, не связанные с космонавтикой. Как-то раз я спросил у Бориса Раушенбаха: верит ли он в загробный мир. Вы знакомы с Раушенбахом?

Борис Александрович покачал головой:

— К сожалению, нет. Не привел Господь.

Он знал, что академик Борис Викторович Раушенбах был одним из ближайших сподвижников Королева, — в 30-х годах, когда летчики стали в Советском Союзе необыкновенно популярны, Борис Александрович был подписан на журнал «Самолет», а Раушенбах, тогда — молодой инженер, публиковал в «Самолете» невероятно интересные статьи о самолетах будущего, почему они сумеют, например, летать без хвоста.

Отец Тихон улыбнулся.

— Обязательно вас познакомлю, — пообещал он. — В отличие от меня, мастер, Борис Викторович часто бывает в Большом театре.

Итак, спрашиваю: верит ли он? — «Конечно, верю», — ответил Раушенбах. Признаюсь, я был поражен. — «И вы, ученый, — спрашиваю, — можете научно показать мне, священнику, где же там, во Вселенной, находится Его Царство?»

Раушенбах, мастер, взял в руки чистый лист бумаги. Представьте, говорит, Вселенную. Она — как этот лист бумаги. Только бесконечная. Смотрите: по листу… — он показал, — ползет божья коровка. Кстати, почему она божья… кто-нибудь знает? Ну ладно: ползает и ползает. По листу бумаги. Туда-сюда, туда-сюда… Скажите, эта божья коровка может в какой-то момент оказаться на той стороне листа? С другой его стороны?

Борис Александрович задумался:

— Нет, конечно. Туда нет дороги.

— Именно! Как она переберется на оборотную сторону? Во и нам, человечеству, не дано — сейчас — заглянуть по ту сторону Вселенной. А Бог там. По ту сторону. Там Его Царство. И какое оно — никто не знает, это все наши предположения: рай, ад…

— То есть… мы знаем, что ничего не знаем? — задумался старик. — Так получается?

— Конечно, — засмеялась Ирина Ивановнаю. — А ты: Прокофьев, Прокофьев… откуда мы знаем, что Сергей Сергеевич хочет, чего не хочет? Там, в раю! Откуда мы знаем, какие люди после смерти?..

— Нет-нет, еще раз: я хочу знать, во имя чего я умираю. Мне говорили, что по просьбе Папы американцы засекретили все сведения об инопланетянах. Я понимаю Папу, епископа римского и наместника Иисуса Христа: если жизнь на земле создал Бог, то кто тогда создал инопланетян? Какой-то другой Бог? Какой?

Отец Тихон удивился:

— Я об этом не слышал, но задам, дорогой Борис Александрович, вопрос: если бы Господь снизошел на землю в эпоху Сталина, что сделал бы с Господом Сталин? Помните, у Достоевского в «Легенде»: Великий инквизитор арестовал Бога, ибо зачем «ты пришел нам мешать?» Достоевский гениально предсказал Сталина. «И вот, такова его сила и до того уже приучен, покорен и трепетно послушен ему народ…» — так, кажется, у Федора Михайловича, — что люди кидаются на Бога и уводят Его в темницу. Чтобы утром казнить. Сжечь на костре.

Скажите, — страшная сцена? Нет, даже не так спрошу: реальная?

Борис Александрович молчал. И отец Тихон тоже молчал, — они вроде бы сказали сейчас друг другу все, что хотели, но они оба понимали, что не сказали сейчас самое главное, а вот что они не сказали здесь, за столом, каждый из них понимал, похоже, абсолютно по-разному…

Илюшин первым вошел в приемную Ельцина:

— По телефону говорит… — да, Александр Борисович?

Секретарь Президента Александр Евсюков встретился с Ельциным еще в Госстрое СССР, правда Ельцин спьяну уже несколько раз отправлял Евсюкова на пенсию, но наутро всегда извинялся перед «другом Сашей», и Евсюков возвращался обратно.

— С Ериным соединился, Виктор Васильевич.

— Что-то срочное:

— Вряд ли. Он с утра список дал, Ерин был шестым.

— Так заходите, Юрий Михайлович! — воскликнул Илюшин. — Я думаю, Президент… в ожидании вас соединился.

Лужков кивнул и открыл дверь в кабинет Ельцина. За ней была еще одна дверь — уже бронированная. Лужков ненавидел их, эти двери: тебя здесь в любой момент могут так «сбалансировать», что…

Когда Лужков принял решение вернуть Москве храм Христа Спасителя, Ельцин позвонил уже на следующий день.

— Юр-рий М-михайлович! — если Ельцин злился, он нарочно, театрально выговаривал каждую букву. — А правда, шта-а вас-с… причислили к лик святых?

Лужков чуть не лишился речи.

— Кто вам такое сказал… Борис Николаевич? Церковь причисляет к лику святых только после смерти!

— Да? — удивился Президент. — Я проверю, вот увидите…

Россия смотрела на Ельцина и ждала от него чуда. Ельцин смотрел на Россию и тоже ждал от нее чуда. Почему-то считалось, что если на троне — простой уральский мужик, в стране сразу появится демократия.

Евгений Максимович Примаков говорил, что каждая встреча с Ельциным — это повод напиться. За последние полгода российская разведка потеряла шесть человек — ценнейших агентов, к которым [десятилетия!) было невозможно подступиться.

Попросились на Родину Гоар и Геворк Вартаняны, лучшие «нелегалы» XX века. Чувствовали, наверное: «сдадут» их демократы, сдадут…

Примаков и Ладыгин, начальник ГРУ не сомневались: вся информация уходит на Запад из кремля, хотя имена-фамилии разведчиков, их псевдонимы в докладах Примакова и Ладыгина не назывались.

Иногда на этих абсолютно закрытых совещаниях присутствовал министр иностранных дел. Коржаков установил за Козыревым круглосуточное наблюдение.

Операция «Трианон» продолжалась, но результатов — ноль, «Трианон» и его ближайшая «связь», тренер Ельцина по теннису, общались только в сауне, в парилке, где высокая температура не позволяла записывать диалоги на пленку.

Комендант кремля настаивал на немедленно аресте шпиона. — Опытный, сука, — разводил руками Коржаков. — Вся «заказуха», Миша, происходит сейчас только в парилках [34].

Вдруг выяснилось: от «прослушки» кабинет Ельцина совершенно не защищен. Баранников не позаботился, упустил из вида…